Вскоре сытые волки ленивой рысцой подбежали к месту, где недавно лежали люди. Здесь в примятом тростнике ещё остались четыре ямки. Они ушли дальше, не подозревая, что рядом была близко грунтовая вода! Но то, чего не знали люди, чутье подсказало зверям. Один из волков начал рыть землю среди тростников, далеко отбрасывая сухую почву назад. Устав, он уступил место другому. Сменяя друг друга, волки долго рыли яму, свесив языки и огрызаясь. Наконец на дне выступила вода. Отталкивая друг друга и скаля зубы, волки напились. Сытые звери тут же разлеглись в тростнике отдыхать.

Между тем до вечера путники прошли ещё не более километра. Тростники поредели. Впереди опять виднелась бесконечная равнина. Солнце опустилось низко и жара спала, но дети не могли больше сделать ни шага. Сонливость одолевала их с каждой минутой.

– Побудьте с детьми и разведите костёр, – сказала Майра Курамину. – Я вернусь назад к тем высоким тростникам. Может быть, там есть, может быть… – она, так и не произнесла запретное слово, медленно пошла к самой гуще зарослей и быстро скрылась в них.

Но сразу же вернулась, обрадованно крикнув:

– Николай Васильевич! Отара овец только что прошла через тростники и оставила целую дорогу следов. С ними, конечно, люди!

Через несколько минут ученый и Майра склонились, рассматривая свежие следы сотенного стада.

– Странно, нет ни следов копыт лошадей, ни людей, – проворчал Курамин, осматриваясь по сторонам.

– Не могли же овцы брести одни без присмотра? – возразила девушка.

– Конечно, поищем еще.

Но поиски ничего не дали.

– Да ведь это прошел табун пустынных антилоп-сайгаков, а совсем не овец! Как это я сразу не догадался? – воскликнул Курамин.

– Да, да, Вы правы, а я-то обрадовалась, – сказала Майра упавшим голосом. – Все же схожу в те густые тростники.

– Идите, я останусь с детьми, – ответил учёный.

Девушка углубилась в заросли. Вдруг она услышала рядом басистое рычание зверя. Девушка замерла, как прикованная – перед ней прижался к земле огромный каракал – пустынная рысь, готовая к прыжку. Кончик его короткого хвоста нервно вилял вправо и влево, шурша сухим тростником. Из-под сморщенного носа белели оскаленные зубы.

Майра, словно загипнотизированная, стояла совершенно неподвижно в каких-нибудь десяти метрах от зверя.

И вдруг:

– Эгей! Ого-го! А-а-а! – раздались рядом чьи-то нечленораздельные крики.

Майра только на мгновение скосила глаза, не отворачиваясь от каракала, и увидела… лётчика! Да-да— он подбегал к ней, дико крича и размахивая руками. На бегу пилот выхватил из кармана молоток, забытый там после ремонта мотора.

– Бегите, Майра! Бегите!

Каракал повернул голову в сторону Тулегена, приник на миг к земле и прыгнул на человека, мелькнув перед глазами девушки расплавленной медью своей золотистой шкуры в лучах заходящего солнца.

И в тот же миг раздался выстрел где-то у самого уха Майры. Она резко оглянулась. Около неё стоял сержант с карабином у плеча. Впереди бился в предсмертной агонии каракал. С земли, настороженно озираясь, поднялся лётчик.

Только теперь девушка пришла в себя.

– Чёрт, вот чёрт, а? – только мог выговорить лётчик, не скрывая волнения. Он крепко обнял сержанта, лицо которого было серым, – так бледнеют смуглые от природы люди. Он все ещё держал карабин, приложив приклад к плечу, готовый выстрелить каждую секунду.