Коля гневно сдвинул брови, как отец, и едва сдерживал слезы. Но Гульнара не понимала сложного положения. Она радостно захлопала в ладоши:

– Вот прелесть! Пойдем пешком, я буду ловить ящериц! Только сначала хочу молочка…

– Дура! – оборвал её мальчик.

– Майра, пусть Колька не ругается! – пожаловалась девочка и сердито надула губки.

– Перестаньте ссориться, дети! Я кому говорю? Снимите ботинки, а то начерпаете опять песку, – сердито сказал Курамин, весь кипя от негодования.

– Гульнара, чай пить будем потом, когда придем в деревню. Мы должны долго идти теперь пешком, поняла? – ласково наклонилась над сестрой Майра.

– Хорошо, – покорно ответила девочка, – но я сильно хочу молочка…

– Опять, кажется, ветер усиливается? – тревожно сказала Майра, помогая Гульнаре снять ботинки. – Ну, идёмте, дети!

Гульнара весело побежала вперед. Но взрослые медлили: нелегко было решиться на опасный шаг.

– Кошмар какой-то! – сказала Майра, ещё раз оглядываясь вокруг. – Негодяи…

– Ну, будь что будет, – произнес Курамин и, махнув рукой, решительно зашагал за Гульнарой.

Едва они скрылись за барханами, как ветерок замел их следы и покрыл затейливыми узорами.

Долго шли не останавливаясь Курамин, Майра и дети, сосредоточенно ступая по ямкам, остававшимся на песке от ног идущего впереди. Дети шли в середине цепочки, а Курамин и Майра изредка менялись местами: впереди идти было тяжелее. Когда уставал один из них, он становился в хвост цепочки, уступая другому место ведущего. Вскоре Гульнару пришлось нести на руках то Майре, то Курамину.

Раскаленный воздух колебал над песками изображения барханов перед усталыми глазами людей. Они держали путь к темной полоске, видневшейся вдали. Полоска оказалась зарослями саксаула. Уродливые, искривленные деревца были совершенно лишены листьев. Их заменяли корявые веточки, покрытые чешуйками. Все вокруг казалось безжизненным, мертвым.

Путники в изнеможении свалились на песок в едва заметной тени саксаула, похожей на тень от тонкого тюля на окнах. Дети сразу уснули.

– Надо набрать веток саксаула и зажечь костёр. Если поблизости есть какие-нибудь охотники или чабаны – они заметят. У вас есть спички? – спросила Майра.

Курамин молча протянул коробок спичек.

Девушка сосчитала их:

– Это всё?

– Всё!

– Вам придется курить только на привалах у костра.

– Меня совсем не тянет курить – я хочу пить.

Усталые глаза девушки на мгновение оживились, изогнутые брови распрямились:

– Я запрещаю вам произносить это слово! – прошептала она, показывая глазами на детей. Немного помолчав, добавила: – Можете спать, дежурить у костра буду я, боюсь – ещё уснёте. А сейчас помогите собирать саксаул.

Вскоре сухие ветки саксаула были собраны. Костёр быстро разгорелся, и взрослые легли около ребят. Каждый думал о своем. Наконец Курамин тихо сказал:

– Майра, пора нам познакомиться. Не помню, говорил ли я вам, что меня зовут Николаем Васильевичем, я профессор, палеонтолог. По роду моей работы мне не каждый день приходится ходить по пустыне и вообще много ходить. Мы с Колей летим с раскопок в районе канала, знаете? Там идет большая стройка в пустыне…

– Скажите, Николай Васильевич, – грустно спросила Майра, – Вам хочется есть?

– Какое там – есть! – Курамин замолчал и только облизал сухие губы.

– Странно, я тоже не хочу есть, но ребята, бедные ребята… – Наступило молчание.

– Почему Вы не спите? – спросила Майра. – Отдыхайте, я подежурю. Я моложе, и потом мы, казахи, привыкли к жаре и степи.

– Я мужчина. И Вы тоже хотите спать. Впрочем, беда невелика, если мы оба уснем, – ведь искать нас никто не будет. Но всё равно надо, чтобы костёр горел: здесь могут быть хищники.