«Он на фронте. Воюет с немцами», – смущенно ответил Виктор.

Тот злополучный разговор стал роковым для Виктора. Класс, который не пропустил ни слова из разговора между Виктором и медсестрой, узнал «ужасную правду» о том, что Виктор Ламм являлся представителем еврейского народа.

«Так ты еврей», – первое, что услышал Витя, вернувшись на свое место, от ученика с Западной Украины, который сидел с ним за одной партой.

«Подойди поближе ко мне и покажи свою голову, – добавил сосед сзади со злобной улыбкой. – Дай-ка мне взглянуть на твои маленькие рожки».

Некоторые ученики громко засмеялись вместе с ним.

С тех пор любой мог безнаказанно издеваться над Виктором, и пока он не окончил школу в конце войны, его пребывание там было отравлено постоянными напоминаниями о его принадлежности к повсеместно оскорбляемой этнической группе. Виктор был единственным евреем в классе. Конечно, не весь класс, а где-то менее четверти из них были вовлечены в издевательства над Витей, но те, кто активно участвовал, делали это ежедневно, с удовольствием и без последствий. По разным причинам школьники редко жалуются учителям; мысль о том, чтобы рассказать о происходящем кому-нибудь из своих учителей, никогда не приходила ему в голову. Откуда он мог знать, что учитель, которому он будет жаловаться, сам не испытывает тайной враждебности по отношению к евреям? Чтобы отбиваться от насмешек физически, тоже речи не было, поскольку его мучители намного превосходили его в силе. Единственной стратегией, которая ему оставалась, было спокойствие, позволявшее ему демонстрировать, что слова хулиганов его нисколько не задевают. Никто не знал, что творилось ежедневно в сердце Вити, как он страдал, когда унизительные слова напоминали ему о ничтожном гражданском положении ребенка, отец которого сражался на фронте.

Мы постепенно забываем те бесчисленные бытовые эпизоды, из которых состоит наша жизнь. Наши воспоминания похожи на вспышки, которые, как прожектор, выхватывают отдельные события, которые сознание навсегда запечатлело в нашей памяти. Эти воспоминания живут и умирают вместе с нами. Очевидно, что эпизоды нашей жизни, которые мы живо помним, имеют особое значение для нашей психики. Для посторонних они могут казаться чем-то незначительным, но в них наверняка есть нечто экстраординарное, раз уж они становятся частью нашей постоянной памяти.

Один из таких случаев произошел с Давидом, когда ему было всего три с половиной года. К тому времени он научился ходить и повсюду напрашивался с Виктором, куда бы тот ни шел. Однажды поздним вечером Виктор решил выйти на улицу, просто чтобы подышать свежим воздухом, и уступил стремлению Давида сопровождать его. Был теплый и темный среднеазиатский вечер, когда, держа своего брата за руку, Виктор шел по большому внутреннему двору дома, в котором обитала их семья, направляясь на свет небольшого костра, горевшего поодаль. Луна еще не поднялась, и бездонное небо, усеянное бесчисленными звездами, было очень высоко над головой. К тому времени, когда они подошли, костер уже догорал. Давид никогда раньше не видел костров. Он стоял рядом с умирающим огнем вместе с небольшой группой детей и был очарован, глядя на светящиеся и слегка мерцающие вспышки тлеющих кусков дерева. Один из мальчиков поднял сухую веточку с земли и поджег ее от мерцавшего пламени костра. Он держал веточку в руке, а тонкий язычок пламени трепетал на противоположном конце. Этот тонкий язычок огня постепенно угасал, и все, что теперь осталось от него – яркая сияющая точка. Тот же самый мальчик стал вращать веточку. Благодаря остаточному эффекту зрения движущаяся одиночная искра превращалась в магические калейдоскопические фигуры – круги, овалы, восьмерки и эллипсы. На фоне окружавшей их ночной темноты все это показалось Давиду несказанной красотой. Прошло несколько десятилетий, прежде чем Давид понял, что нечто большее навсегда запечатлелось в его детском сознании в тот момент. Это была не просто красота, которую познал в тот момент Давид. Более значимым было ощущение, что вот он, маленький ребенок, глядя на яркую искру на кончике ветки, мог видеть, что она имеет отношение к бесчисленным звездам, которые светят ему из космоса. Окружающий мир объединился в единое целое и стал принадлежать ему. Он стремился поделиться с Виктором своим открытием, но был слишком мал, чтобы добиться успеха в выражении сложных чувств; только и мог он сказать Вите, что два слова: «Здорово! Правда?»