– Можешь рассмотреть её, чтобы понять, что никакого подвоха в ней нет.

Было это правдой или нет, но ей показалось, что кожа у детектива настолько ледяная или горячая, что на крохотную долю секунды она ощутила это прикосновение.

Что делать с сигарой, ей было неизвестно, она посмотрела на неё с разных сторон, поднесла к носу и не ощутила запаха. С одного её конца выглядывал табак, другой конец был узким, практически посередине ― опоясывающая чёрно-красная этикетка.

– Подвоха в ней нет, ― повторила Вася, возвращая её. ― Только есть впечатление, что её судьба была не очень простой.

– Ещё бы. У неё судьба самая тяжёлая из всех возможных. Её никто так и не выкурил, только держали в заточении. Я сочувствую ей не меньше, чем себе.

Прикусив её за острый конец, Степан в сотый раз щёлкнул, пламя дотянулось до сигары и сразу же погасло. По старой привычке Вася задержала дыхание, чтобы не впитывать дым, однако… никакого дыма не появилось. Сигара не просто не горела ― на её обёртке даже следов огня не осталось. Степан щёлкнул снова ― ничего не изменилось, пламя просто не могло ничего сделать и бессильно гасло.

– Может… может, это из-за её тяжёлой судьбы?..

И тогда он поднёс зажигалку к своим пальцам. Вася не успела оробеть, как увидела огонь проходящим и через его кисть, и через запястье и дальше сквозь рукав пальто. Ни-че-го. Маленькая безвредная стихия ― беззубая змея, неспособная укусить.

– Может, подвох не в сигаре?

Ещё до того, как она произнесла последнее слово, он подбросил ей зажигалку, и от неожиданности Вася едва не уронила её. Проводить эксперименты на себе ей хотелось меньше всего ― пусть и приняв на веру то, что законы физики на новый мир не распространяются. Зажигалка была обычнее обычного, если не считать того, что Вася не могла ощутить её тяжесть. Неохотно и неуверенно та поднесла её к пледу и с содроганием пустила искру на волю… И снова одно большое ничего вместо пожара.

– Она слишком легко загорается и гаснет. Простите за недоверие, но она больше похожа на муляж зажигалки, чем на подлинник.

– Потому что так оно и есть. Такие предметы здесь в некотором смысле скорее проекции, чем вещи. Отказаться от них даже в рамках своей крошечной особенной вселенной невозможно, но и принести сюда что-то тоже нельзя.

Сказал он так убеждённо, но забрал зажигалку весьма торопливо и ревностно. Вася могла предположить, что та значит для него примерно то же, что для неё это платье: спокойнее держать при себе и держаться за неё.

– А как же все эти книги?..

Присмотревшись к «башням», она смогла наконец заметить: ни на одном корешке из десятков книг не было написано название. Они были различной толщины, но в каждой стопке их обложки объединял один цвет. Не было только таких же синих, как стены, обложек. Не было на них рисунков, фотографий или хоть каких-то букв.

– Из книг с собой можно взять только те, что ты написала сама.

– То есть в моём случае ― никакие.

– Это правило не только про книги. Всё, что ты написала, можно взять с собой. Всё, что ты создала сама. Такие вещи существуют значительно шире одного суетного мира, особенно когда о них помнят другие. Можешь считать, что, создавая что-то своё, ты кладёшь туда часть материи, которая связывает это место и суетный мир. Наверное, поэтому многие стремятся «оставить след в истории» таким образом.

– А зажигалка?

– А зажигалка здесь как интерьер. Среда, в которой нам проще существовать в ожидании приговора. Практически часть комнаты. Только не твоей, а моей. Это я с ней не желаю расставаться, хоть и даже не могу поджечь сигару, с которой тоже неразлучен. Я отпустил только портсигар, и его при мне, как видишь, нет.