В первый раз за всё время, что он вытягивал из неё сведения, голос её звучал без звенящего напряжения. Она не хваталась за воздух, говорила так ровно, по каким-то подсказкам неведомого суфлёра.

– Любопытно. Я не знаток, это вам бы как раз с Майей обсуждать, нашей местной Марго Хемингуэй. И всё же, даже мне оно теперь стало нравиться больше. Но не понимаю одного. Почему ты надела его всего раз?

– А кто-нибудь надевает свои выпускные платья ещё раз? Не знаю, я… Я вообще не уверена во всём, что вам выдаю, но раз вы говорите, непослушание памяти это нормально…

– Хм-хм. И всё же, ты думаешь, провожали бы тебя в таком наряде?

– Я уже очень давно не помещаюсь в «такой наряд». Ведь прошло… прошли годы. Не могу посчитать. Не знаю. Выпускной всё ещё кажется рядом, но нас разделяет непреодолимая пропасть.

– Забвение здесь ни при чём, я думаю. Для многих эти поворотные точки остаются всегда рядом, но всё же за чертой невозврата.

Его эхо отзывалось в Василисе сейчас так же, как когда он читал книгу. Она понимала то, что он имеет в виду, лучше всех в целом мире.

– Резюмируем. Ты очнулась в Постскриптариуме в самом любимом платье, надеть которое так долго не находилась повторного повода, что ты из него… хм-хм… выросла. Всё же, это очень любопытно. Если я нигде не ошибся, то ты можешь приступать к вопросу.

– А что в этом любопытного?

– Ты точно уверена, что хочешь об этом спросить?

Хлопнула Вася себе по коленке ― вместо того, чтобы кратко, но обстоятельно выругаться.

– Я точно уверена, что хочу знать, что именно мне предстоит, детектив. Мы просто будем разговаривать, перебирать мою жизнь, а потом кто-то будет меня судить?

Неожиданно Степан оставил расслабленную позу, из которой наслаждался откровениями. Он наклонился вперёд, перед собой складывая руки «пирамидой», основания которой врезались в его ноги, и Васе почудилось, что кресло под ним возмутительно скрипнуло.

– Знаешь, в рамках твоего восприятия, которое сводится к судебному следствию, я скорее адвокат, чем детектив.

– То есть вы целиком на моей стороне?

– Ну а о чём я тебе всё это время толкую?! Конечно. Главная моя задача ― восстановить события, на основании которых вынесут вердикт, но я смотрю на дело твоими глазами, и пытаюсь смягчить любой приговор. И чем меньше ты мне доверяешься, тем больше вредишь себе.

– Я слышу, что вы хотите донести до меня, но… простите, не слышу ответ на вопрос.

– Что ж. Расписание у нас вполне серьёзное. Дважды тебя осмотрят два независимых специалиста, которые уже не будут целиком на твоей стороне. Они должны дать что-то вроде объективного заключения о твоём случае. Им решать, например, в каком углу ты должна дожидаться суда.

– Почему два?

– Скажем так, это два противоположных специалиста. Они даже из разных углов, если тебе интересно. И они будут присутствовать при вынесении приговора. Один из них ― что-то вроде стороны обвинения в суетном мире, а второй ― почти как медицинский эксперт. Нет-нет, Вася, только не паникуй, это не страшно. В это сложно поверить, но в обвинении у нас люди, которых называют самыми мягкосердечными. Ты легко догадаешься, почему. Они лучше всех составляют о себе приятное впечатление, и ты быстро успокоишься.

– Мягкосердечное обвинение…

– Имеет логику, согласись, ведь у нас жертва и подозреваемый ― одно лицо.

– А как же эти… медицинские эксперты?

– Хм-хм. Ты ведь не боишься походов к врачу? Мы зовём их некротерапевтами.

– Звучит жутко.

– А им нравится. Да, может, они не такие уж и ласковые, как наши «прокуроры», они равнодушные и циничные, но то, что им всё равно, это даже плюс. Долго ли протянет врач, болеющий за каждую травму?