Наконец-то пришла и Таня, прогнав мои дрянные мысли. Пошли на фильм – разместились на соседних креслах с подлокотниками-подстаканниками. Я вспомнил, что одним из вариантов моего тогдашнего признания было молча положить руку на руку. Но я это считал за наглость несусветную, а самым рациональным видел только слова. Наверно, зря. Фильм был необычный, жёсткий, про игру и любовь – «Влюбись в меня, если осмелишься». Хороший, но больше я его никогда не смотрел. На обратном пути мы общались только про впечатления от фильма и прочую чушь. Никаких реальных иллюзий я и не испытывал.

* * *

На следующий день повторный экзамен. Может, Юрий Петрович вспомнил прошлое, может, вредность какая-то, но четвёрки я не заслужил и во второй раз. На просьбу пересдать он тихо возмутился, сказал, что шансов у меня мало. После моего ухода он, говорят, ещё ворчал.

Я сдался. Решил поехать домой. Достало всё. Практического смысла, на самом деле, в этой четвёрке не было. Стипендию не вернуть. Но четвёрка от такого грамотного препода была важна мне лично. Или не важна? Зачем я упираюсь? Потому что мне дают шанс, и я беру?

В это время я уже сидел в корейской маршрутке, а она стояла в пробке, а пробка торчала на улице Карла Маркса, которая находилась далековато от вокзала. А времени оставалось меньше, чем впритык. Иркутск не хотел меня отпускать. Не хотел и не отпустил. Опоздал на электричку я на жалкие секунды. Обратно шёл уже с чётким подозрением: это судьба. Что только хотел преподнести мне Иркутск, я не понимал. Как минимум, он преподнёс дальнюю прогулку от вокзала до общаги: через Ангарский мост и проплывающие под ним одинокие льдины в чуть заметном дымке. По уютной улице Степана Разина с белыми деревьями и трамвайными путями. Затем через замёрзшие фонтаны и стадион «Труд», ТЮЗ и филармонию. Верх по улице Седова мимо старых бревенчатых домиков, рядом с которыми скоро вырастут домики новые, образовав чужой сто тридцатый квартал. По всегда шустрым ступеням к музтеатру, через парк – бывшее Иерусалимское кладбище – к улице Советской. Мой любимый пеший маршрут, начиная с курса второго. Но больше нравилось ходить утром на учёбу в обратном направлении. Первый курс я болтался в тесных трамваях-троллейбусах, но это было дорого. Социальный проездной мне положен не был, а подделывать дешёвый школьный я перестал после первой же встречи с внимательным кондуктором. Поэтому выход был найден в экономии на проезде. Закончилось же всё любовью к продолжительным пешим прогулкам.

Через день я всё же пошёл на третью попытку. Особо не готовился. И не волновался. И всё-таки вытянул на четвёрку. Хотя Ю. П. сомневался, что мне поставить, а я несколько раз нервно хихикнул, пока он сомневался. Видимо, всё же гуманизм и нежелание добивать мои нервы победили. После я решил попытать удачу – напроситься на пересдачу первого экзамена. Однако Ирина Сергеевна была важна и непреклонна.

После универа я с лёгкой душой варил себе сухой суп (так я всегда называл суп-уху) и предвкушал новогодние каникулы, редкие в моей студенческой жизни котлеты с картошкой и подливом, и бесчисленные конфеты, конечно. И вдруг нежданно по портьере, тишину шагами меря, как будущность вошла Таня. Руки за спиной. А там он – подарок. Апельсин. Таня сказала, что он волшебный и исполнит любое моё желание. Я постыдился. Подарка для неё у меня не было, даже встречного фрукта. Сухой суп дарить не решился, так и попрощался пустыми словами «С Новым годом!». А потом пришло озарение – билет Русского лото. «Выигрывайте, молодой человек!». Я ещё посмотрел немного на пьяных монголов в комнате – явление очень редкое – и пошёл к ней.