Вот и она, Тоня, чувствовала себя молодой. Если бы её спросили, сколько ей теперь лет, она затруднилась бы ответить на этот вопрос. Она поймала себя на том, что ей проще назвать год своего рождения, чем ответить даже самой себе на вопрос: «Сколько же тебе лет, Антонина?»

Закат обрызгал пурпурными бликами макушки деревьев и скрылся за горизонтом. И скоро белоснежные свечи цветущих каштанов утонули в бархатной темноте майской ночи.

«Сейчас лягу спать», – подумала Антонина и, поленившись зажигать свет, на ощупь отправилась в спальню.

Пока она шла, из-за крохотной тучки выглянул месяц и осветил комнату. На кровати Антонины было две подушки. Но спала-то она на одной. Почему не убирала вторую, она сама не знала. Возможно, вторая подушка была символом надежды. Кто его знает. Пока работала с утра до вечера, приходила уставшая и засыпала сразу же, как только голова касалась подушки, думать об этом было некогда. А теперь?

В юности Тоня увлекалась поэзией и переписывала понравившиеся стихи в толстую тетрадь в синей обложке. Тогда так поступали многие девчонки. С той поры Тоня помнила слова Степана Щипачёва о том, что стареть страшно тому, кто разменял свою любовь на мелкую монету и раздавал её кому ни попадя направо и налево.

Вроде бы Тоня этим не грешила. Хотя как сказать. Доля женская в России никогда не была особо счастливой. Большинство девчонок чуть ли не с пелёнок в её время грезили о замужестве. Думала она и о том, как мало среди взрослых женщин замужних, куда ни глянешь, сплошь разведёнки и, не дай бог никому, вдовы.

Хотя замужние подруги у Турчаниновой тоже были. Правда, они редко могли вырваться от мужей и внуков на посиделки, которые незамужние называли «девичниками».

Сама Антонина выходила замуж трижды, но, увы, со всеми мужьями ей пришлось расстаться.

«Хорошо, что детей подарили», – думала она и в одиночку вырастила дочку и сына.

Теперь у детей была своя жизнь, свои семьи, и, как это модно в наше время, они строили карьеру.

«Чтоб ей пусто было, карьере этой», – думала Антонина порой, считая, что внуки растут сами по себе, общаясь больше не с родителями, а с гаджетами.

Чего греха таить, в её доме внуки появлялись не часто и тоже всё из-за её занятости.

«Теперь всё будет по-другому», – решила Антонина, засыпая.

Однако быстро сказка сказывается, да не скоро дело делается.

До дела дошло в июле. Антонина, отметя все протесты внуков, особенно старшего внука, не горевшего желанием отдыхать с бабушкой, подхватила обоих в охапку и укатила на юга.

Дети, в свою очередь, и сын, и дочь, от поступка матери были в восторге. Зять и сноха были более сдержанными в проявлении эмоций, но радостно махали вслед отплывавшему от перрона поезду все четверо.

Антонина, заметив прыгающих в их глазах чёртиков, подумала о том, что они готовы обниматься и кричать: «Ура! Свобода!»

«Право, как малые дети», – думала она с доброй улыбкой.

И то правда, что свободу она им обеспечила на целый месяц.

Почти всю дорогу Антонина смотрела в окно, то сидя на своей нижней полке, то стоя у окна в коридоре.

– Ба, чего ты там увидела? – спросил начинающим ломаться голосом внук.

– Пейзажи, – ответила Антонина, – смотри, какая красота!

– Вижу, – ответил он и снова уткнулся в планшет.

Внучка Юля почти постоянно кому-то звонила, беззаботно тратя деньги, которые перед поездкой положили ей на телефон родители.

Антонина слышала, как она говорила какому-то Мише, что вот они стоят у фонаря, а вот за окном пасутся коровы, большие и рогатые, и добавляла, хихикая:

– Прямо как наш Эммануил!

– Кто такой Эммануил? – спрашивала Антонина рассеянно, предполагая, что это олень из школьного зоопарка или зоосада.