– Это она так радуется, – пояснил внук с самым серьёзным видом.

Потом долго спорили, куда же им поехать. Внук хотел в Севастополь, а внучка – в Ялту.

С большим трудом Антонина уговорила их отправиться в Алушту, пообещав, что они во время пребывания в Крыму съездят и в Севастополь, и в Ялту. Самой же ей очень хотелось посетить Никитский ботанический сад. Она последний раз была в нём в ранней молодости с первым мужем. И они там, как сумасшедшие, целовались на берегу маленького пруда, даже не пруда, а прудика, в котором плавали розовые и белые кувшинки и, кажется, золотые рыбки. Точно этого Антонина уже не помнила. Зато она отлично помнила находившийся в Алуште склон, весь засаженный лавандой, и ещё помнила, какой головокружительный аромат исходил от этого лилового ковра. А она ползала по нему, нарушая все правила, и сорвала-таки для себя несколько веточек этого ароматного растения.

«Вспомнить стыдно!» – думала Антонина, но раскаяния почему-то не ощущала.

– Итак, решено! Едем в Алушту! – произнесла она.

– Едем, – согласились дети, – но только помни, что ты обещала нас везде свозить.

– Разве я вас когда-нибудь обманывала? – возмутилась Антонина.

– Что-то не припоминаю, – нехотя признал внук.

– Нет, бабушка, нет! Не обманывала! – заскакала внучка то на одной, то на другой ноге.

Антонина действительно старалась никогда не обманывать своих детей, а потом – и внуков. Даже на самые неудобные вопросы она находила приемлемые ответы. Обещания давала только тогда, когда была уверена, что сможет их выполнить. Если сомневалась, то так и говорила: «Я постараюсь это сделать. Но если мне что-то помешает на этот раз, перенесём на более поздний срок». Дети, а потом и внуки привыкли к её правдивости и были уверены, что их бабушке можно верить.

– Ты лучше под ноги смотри, попрыгунья-стрекоза! – сказал мальчик сестре.

– Стрекоза не прыгает! – ответила Юлия и гордо задрала нос, хоть в чём-то она благодаря бабушке была теперь осведомлённей старшего брата.

– Не прыгает, – усмехнулся Саша, – а ты прыгаешь, вот шлёпнешься сейчас, и нос будет пуговкой.

– Как у Пуговкина? – почему-то обрадовалась сестра.

– Угу.

– Тогда я буду прыгать, как попрыгунья-цикада! – развеселилась девочка.

– Стрекоза! – поправил Саша.

– Стрекоза не прыгает, – на этот раз машинально проговорила Антонина.

– Как это – не прыгает? – удивился внук. – Ты что, в детстве не учила басню Крылова «Стрекоза и Муравей»?

Юлия тем временем улыбалась во весь рот, и старший брат смотрел на неё с подозрением.

– Всё я учила, – ответила Антонина. – Но тем не менее стрекоза не прыгает. И ты, – обратилась она к внуку, – вместо того чтобы умничать, взял бы и понаблюдал за стрекозами.

– Ага, больше мне делать нечего. Я лучше дедушке Крылову на слово поверю.

– Ну и зря!

– Бабушка, расскажи Сашке, почему Крылов написал, что она прыгает! – не отставала от Антонины Юленька.

– Расскажи-расскажи, – усмехнулся внук, не допуская даже мысли о том, что бабушке удастся его переубедить.

– Видишь ли, – вздохнув, начала Антонина, – в те времена, когда Крылов писал свои басни, интернета не было…

– Совсем? – удивилась внучка.

– Совсем, – кивнула Антонина, – и многие авторы брали сюжеты друг у друга.

– Знаю, как Шекспир, – кивнул с умным видом внук.

– Примерно, – не стала спорить бабушка, – и Крылов взял сюжет своей басни, а заодно и героев, из басни французского баснописца Лафонтена. А Лафонтен брал сюжеты для своих басен у древнегреческого баснописца Эзопа. В Греции цикад так же много, как у нас кузнечиков. Во Франции так же всем привычно стрекотание цикад. А вот в Петербурге, где жил и творил Иван Андреевич, их нет. К тому же Крылов, судя по всему, не слишком разбирался в мире насекомых, поэтому французское слово «цикада» он перевёл на русский как «стрекоза». Вот отсюда и началась некоторая путаница.