«Зачем мне это надо было? Убежал – теперь предатель Родины. Ради чего? Чтобы сейчас стать шпиком, агентом, игрушкой в руках финской разведки. Хотя еще рано делать выводы. Вон Маннергейм вообще был генералом русской армии, а ничего… уважаемый человек. Но я не Маннергейм, я – красный финн, бежал в Петроград, участвовал в походе Антикайнена13, убивал шюцкоровцев… командир Красной Армии, перебежчик. Запросто могут посадить в тюрьму. Но жена и сын будут в безопасности, здесь они как-то смогут устроить свою жизнь. Анна-Мария наполовину финка, знает язык, Костик тоже говорит немного по-фински. Будут жить себе где-нибудь в пригороде Хельсинки, а меня долго в тюрьме не продержат, наверное», – старался успокоить себя Эйнари.

Из автомобиля вышли три человека. Несколько офицеров, рабочие и солдаты переключили внимание на важных персон. Самый высокий и пожилой громко поздоровался.

– Да это же фельдмаршал! – сказал кто-то.

Офицеры-инженеры даже растерялись. Что делать? Построиться и доложить фельдмаршалу? Но как строить десяток солдат и столько же рабочих в перепачканной одежде?

Фельдмаршала нисколько не интересовали начищенные до блеска сапоги и застегнутые пуговицы. Уж чего-чего, а этого военного лоска он насмотрелся еще в Петербурге, будучи кавалеристом в царской армии. Маннергейм, несколько месяцев назад прибывший из Индии, был озабочен строительством укреплений на границе с СССР. Линия мощных оборонительных сооружений от Финского залива и до Ладожского озера, по замыслу авторов, должна надежно защитить Финляндию от вторжения с востока. Сотни километров колючей проволоки, бетонные доты, блиндажи, дзоты, заградительные ежи – здесь постоянно что-то надстраивали, достраивали, раскапывали.

Троица отправилась осматривать укрепления.

– Судя по всему, в Хельсинки появились лишние деньги. Смотрите, сколько работы уже сделано, – заметил один из офицеров.

– Только этого мало. Атаку пехоты и малой артиллерии линия выдержит. Но, господа, кто-нибудь из вас видел, что делает 280-миллиметровая гаубица Шнейдера с подобными укреплениями, если не жалеть снарядов?

Молодые офицеры переглянулись.

– Хочу напомнить, что 280 миллиметров – это далеко не предел. В свое время французы обстреливали немцев из 520-миллиметровой гаубицы Шнейдера. С тех пор прошло двадцать лет. Не вижу никаких причин, чтобы русские не смогли сделать подобные орудия… или даже помощнее.

– Господин фельдмаршал, полагаете, нам придется воевать с русскими? Советский Союз, да и Красная Армия больше чем население Финляндии вместе с женщинами и детьми. В России столько территорий, что там запросто может разместиться две-три Финляндии, и вряд ли станет теснее.

– К тому же подписан договор о взаимопомощи. Союзники нас не бросят.

Маннергейм посмотрел на восток.

– Союзники? У союзников могут быть иные планы. Как говорят русские, «своя рубашка ближе к телу». В этом я мог лично убедиться в ходе мировой.

– Господин фельдмаршал, вы все-таки считаете, что придется воевать с Россией?

– Нет, я считаю, что нужно договариваться с Советами до последнего.

– Армия Финляндии далеко не самая слабая, а финны могут быть хорошими солдатами, – сказал один из офицеров, глядя снизу вверх на фельдмаршала.

– Господа, вы еще молоды – знакомы только с Гражданской войной в нашей стране. Я видел другие… большие войны. Прекрасно помню, как немцы во время наступления сметали целые деревни тяжелой артиллерией, а австрийцы, например, на прорывах теряли за неделю боев тысячи солдат. Да, мы можем противостоять врагу, но это значит, что десятки тысяч жизней финнов станут расходным материалом. Что в итоге? Как бы ни сложилось, большой войны с Советами или с любой другой крупной державой мы в одиночку не вытянем. Дело ведь не только в том, кто храбрее и умнее. Война подразумевает потери, ошибки, неудачи с обеих сторон, но ресурсы, промышленность, численность населения не сопоставимы. Вы только что об этом сами сказали.