Ее отец, проработавший всю свою жизнь на табачной фабрике еще с царских времен, и мать, известная в окрестности Гродно модистка, с нетерпением ждали приезда своей старшей дочери Эльки (Элькиле). Они не подозревали, что к ним возвращается совершенно другой человек, очень сильный, закаленный в боях и социалистических буднях Советского Союза.

Отъезд вместе с матерью в Польшу был для шестилетнего парнишки грандиозным событием. Ведь до этого момента дальше Бекташа он от дома не отъезжал.

Выехали они в конце февраля в составе конного отряда.

Дорога от заставы до Хорога шла вдоль берегов Пянджа и в те времена представляла собой широкую караванную тропу, местами буквально висящую, над глубочайшими пропастями пересекаемых ущелий. В таких местах выстраивались авринги, т. е. вбивались колья в отвесной стене и на них укладывались доски или бревна, по которым коней вели под уздцы, а наездники спешивались. Не обходилось и без ЧП, когда кони, испугавшись высоты, вставали на дыбы, их было трудно успокоить. Иногда, это кончалось трагически. Мостки не выдерживали вздыбившихся коней, и все летело в пропасть. Поэтому опытные проводники, таджики и киргизы, задолго до сложных участков брали лошадей под уздцы и закрывали им глаза специально заготовленными повязками так, чтобы кони не могли смотреть вниз и не пугались.

Но самое безопасное было ездить на ишаках. Они не только не боятся аврингов, но и как-то чувствуют их прочность и никогда не шли на шаткие мостки. А ишачье упрямство (здесь полностью оправданное) всем хорошо известно. Поэтому для безопасности во главе каравана всегда шел старый ишак (ослик), за ним проводник и уже потом все остальные.

Это правило уже хорошо было известно нашему шестилетнему герою, который вместе с мальчишками участвовал в «экспедициях» на ишачках за дровами и за дикими фруктами в тугаи вблизи заставы, по дороге, на которой было множество аврингов.

Опасных троп он не боялся.… Но мама волновалась основательно, хотя и тщательно старалась это скрыть. Сын видел это или, вернее сказать, чувствовал и всячески старался успокоить маму. Перед каждым висячим мостком он приговаривал: «Мамочка не бойся, ничего плохого не будет. Видишь, ишачок уже прошел».

Путь от заставы до Хорога занял пять дней. Пять дней среди февральских заснеженных гор. Ночевали в пересекаемых дорогой горных кишлаках, населенных таджиками. Их радушие и вкусные угощения скрашивали трудности зимнего перехода. И теснота, и убогость их жилищ не замечались неприхотливыми путниками, которые в дороге за день так изматывались и так промерзали, что утлые домики приютивших их хозяев казались им барскими хоромами.

Наконец, горы расступились, и перед глазами изумленного мальчика на месте слияния двух крупных рек Шахдара и Гент предстал «огромный» одноэтажный город из глинобитных домов, разбросанных по обе стороны ущелья, переходящего в долину.

Был конец февраля 1941 года. Уже ощущалось дыхание весны, но зеленели только причудливо искривленные ветрами горные сосны – арчи, покрытые шапками снега.

Горный поселок, каким был Хорог в то время, казался шестилетнему мальчишке огромным. Ведь сразу сосчитать все видимые дома ему не удалось.

Это был его первый город. Здесь, в доме дальних родственников отца, их уже ждали. Теплая встреча, горячая банька с мороза и вкусный ужин сразу же позволили забыть о трудностях зимнего перехода в высоких горах. А на утро снова в путь.

Но дорога от Хорога до Оша хотя и была высокогорной, с крутыми поворотами и местами очень узкой, однако здесь уже ходили караваны автомобилей. Но лошади, ишаки, овцы, бараны, яки часто преграждали путь машинам.