Походы с дедом ему нравились, и казалось, что он понимал его рассказы об окружающих их домах, площадях, парках, о встреченных экипажах и людях, хотя дед говорил то на идиш, то по-польски. И когда дед говорил по-польски, мальчик лучше понимал. Этот язык был более близок к русскому, чем идиш. С каждым днем мальчику становилось проще и понятнее в новом городе, в новой стране.

К обеду возвращались из школы его кузены и кузины, и вся веселая компания детей усаживалась за стол, накрытый к обеду заботливыми руками бабушки и тети Поли.

Вторая послеобеденная прогулка совершалась с кем-либо из кузенов и кузин.

Если это был старший брат Давид, то они отправлялись в дальнее путешествие к маминой школе. Иногда встречали маму с тяжеленым портфелем полным тетрадок, который почти взрослый и сильный Давид всегда брал из рук тети, помогая донести его до дома.

Уже чувствовалось дыхание весны, хотя и бывали морозные ночи.

Но особенно веселыми для мальчика были прогулки с младшей кузиной Ривкой. Они дальше своего двора или дальше своей улицы не ходили, везде и каждый раз находили что-то новое и интересное. Поняв, что кузен немного понимает по-польски, Ривка старалась его научить говорить, как следует, и не коверкать польские слова на русский манер. Она всегда высмеивала его произношение и весело учила «пшекать». Кажется, ей это удавалось. Веселились и смеялись они от души по поводу и без него.

Вечерами мама часто до поздней ночи сидела за тетрадками, так же как дома на заставе.

Но иногда, они усаживались вдвоем, в комнате сына, и тогда он с глубоким вниманием слушал ее рассказы или чтение книг. Мама всегда была занята важными делами, и когда могла провести время с сыном, для него это был праздник.

Быстро летели дни и месяцы насыщенной жизни в гостях. Даже начали уходить куда-то в дальние уголки памяти воспоминания о родном домике на пограничной заставе в горах Памира, об отце и родных братьях, которых он плохо знал, так как они мало бывали дома, о детской многонациональной компании друзей по двору (заставе). Мальчик не заметил, как почти бегло начал говорить по-польски и понимать элементарные слова и фразы на идиш, как начал растягивать русские слова на западный манер.

В доме Стрельцов, как он их называл, ему все нравилось. Красивая однотонная мебель и полосатые разноцветные обои гостиной и спален, кухни и детской. Мансарда с бревенчатыми стенами и высоким брусчатым потолком, ванная и туалетная комнаты с горячей и холодной водой, прихожая со встроенными шкафами с зеркалами. Он и не заметил, как привык к этой комфортной обстановке, о которой еще не знали у него на родине подавляющее большинство людей. И однажды он спросил у мамы: «Мы здесь живем как буржуи?».

«Да, сын», – ответила мама, погруженная в проверку тетрадей.

«А мне здесь нравиться, только очень тесно и гор нет».

Мама взглянула на него пристально и пояснила:

«Живем хорошо, как буржуи, потому что буржуев здесь нет. Мы их выгнали».

Мальчик ничего не понял. Как можно жить хорошо, как буржуи, выгнав буржуев?

С раннего детства ему внушили, что «буржуи» – это плохо. С ними воевали мальчиш-Кибальчиш, папа и мама, но здесь, в этом доме ему было хорошо.

«И дедушка, и бабушка, и все его дяди и тети, и его кузены и кузины живут как буржуазины, а буржуями не являются?», – думал мальчик. Пока понять все это было трудно. Основ Марксизма-Ленинизма он еще не изучал. Но буржуйская жизнь ему явно нравилась.

Наступила весна. Все вокруг украсилось свежей молодой зеленью. Река освободилась ото льда и плавно несла свои полные темно-коричневые воды в Балтийское море. Стало очень красиво в укрывшемся свежей листвой городе белых домов с красными и оранжевыми черепичными крышами и куполами соборов.