Найдя своё сидячее место в зале, Клеон порадовался, что сидит близко и прямо напротив сцены. Он немного сочувствовал людям расположившимся где-то вверху в углу, так как конечно, они не получат того энергетического посыла, который исходит от артиста. По бокам от него также расположились статные господа, являвшимися таковыми на фоне молодёжи, преобладающей на танцполе, к каковым он и себя причислял – возрастом, находящиеся в апофеозе творческого периода. Пока длилось время до выступления группы, Клеон рассматривал затейливые декорации. Сцена делилась на три части: Боковые, на которых уже готовились к выступлению оркестр и хор, были закрыты полупрозрачными полотнами с перевёрнутыми пентаграммами, а самая большая, центральная часть, была закрыта огромным полотном, изображавшим голову некого странного существа – белая кожа, стальные рога, короной окаймлявшие голову, и шесть глазниц, в которых была чернота. Впрочем, рисунок был сделан качественно, и Клеон про себя похвалил работу дизайнера. От размышлений его оторвала музыка. Скрипки оркестра стали вести настороженную мелодию, создавая фон для вступившего горлового вокала, напоминавшего о каком-нибудь сибирском шамане, творящим ритуал в заснеженной бескрайней тундре. Затем горловое пение стихло, и зазвучал хор, который представился Клеону некой силой, которая откликнулась на зов шамана. Вот вступили виолончели, добавляя глубины мелодии, которая становилась всё тревожнее, и стала напоминать марш потусторонних существ, слетающихся вокруг мелодии. Клеон позволил мелодии унести себя, и плыл вместе с ней, но тут мелодия затихла, и на сцене появились гитаристы, зазвучали гитары, начинавшие следующею пьесу, и вот, под ритмичную мелодию, на сцену вышел вокалист, в белых одеяниях, символизировавших, как показалось Клеону, зимнего духа.

Клеон наслаждался концертом, сидя в кресле. Давненько он не слушал такой качественной музыки, в живом исполнении. Все музыканты, оркестр и хор, почти сто человек на сцене, были как монолит, как один организм. Паузы, проигрыши, всё было просто идеально. Конечно, это была не классика. Клеон чувствовал прилив сил, который давала мощная ритмичная музыка. Под такую музыку хотелось покорять горы, переходить океаны или просто лететь навстречу рассвету сквозь ночь.

Наблюдая этот концерт, Клеон почувствовал, как знакомое, то самое первое ощущение, как тогда, когда он впервые встретил трубочника, вернулось к нему, он чувствовал, как его силы возвращаются. Тем временем вокалист пел со сцены:

The malpractice of the spirit ends

Gateways!

When the gift is once again attained

Gateways!

…

И к Клеону стала возвращаться сила – конечно, он ощущал, что до того состояния, когда он поднимал цунами, ему ещё далеко, но он стал отчётливо видеть энергетические завихрения над зрителями и вокалистами. Причём когда вокалист делал пассы руками, линии энергии выходили из его пальцев и прокатывались по всему залу.

Неужели, – подумал Клеон – это неспроста?

Впрочем, всё самое интересное, как оказалось, только начиналось. Энергетическое напряжение в зале росло – некие подобия облаков энергии стали формироваться перед пентаграммами по бокам сцены. Причём они ничуть не ослабевали во время пауз между песнями, когда вокалист обращался к публике, на непонятном Клеону, норвежском языке.

И вот, после очередной паузы оркестр стал играть очень помпезную мелодию, которая была прелюдией к самой мощной песне «The Serpentine Offering». Когда вступили гитары, Клеону показалось, что зал сотрясся от той энергии, которую они обрушили на слушателей, которые в свою очередь двигались в такт музыке, и пели вместе с вокалистом. Всё это напомнило Клеону магически ритуал…