Шмит пожал плечами:
– Ничего странного – я этим живу. Вот только хозяин фабрики из меня никудышный.
– Как так?
– Наша фабрика всегда славилась художественной мебелью. Мой дед, Александр Матвеевич, получил звание придворных дел мастера. Мой отец, Павел Александрович, часто выезжал во Францию для заключения договоров. В ряде парижских и версальских дворцов красовалась наша мебель. Да и сейчас, я думаю, красуется… По завещанию отца фабрику нужно было продать, а все полученные от продажи средства в равных долях разделить между его детьми по достижению их совершеннолетия. Но фабрику никто не покупает. Уже два года она влачит жалкое существование. Часто бывает, что не хватает денег, чтобы выплатить зарплату рабочим.
Он замолчал, задумавшись.
– Вам не хватает отца? – спросила тихонько Лиза, вспомнив о своем отце – купце первой гильдии Колдобине, столь же деятельном и способном дельце, как отец Коли и Кати.
– Да… Но мы не понимали друг друга. Часто бывая на фабрике, я видел несправедливость, но отец и слушать меня не хотел…
В соседней комнате раздался шум. Лиза вздрогнула. Николай успокоил ее:
– Не бойтесь, – он прошел в комнату и через минуту вернулся, держа на руках нескладное существо – мартышку, радостно цепляющуюся за лацканы его шинели. Обезьянка, повернув волосатую головку, уставилась своими большими черными глазенками на девушку.
– О, обезьянка! – воскликнула Лиза, протягивая к животному руку. Обезьяна вытянула лапу и пожала руку девушки. – О! Какая ты умница!
– Хотите ее подержать?
Лиза нерешительно посмотрела на Шмита.
– Не бойтесь. Она вас не укусит. Позовите ее к себе.
Лиза поманила обезьянку, и она перебралась к ней на руки, обняла за шею. Девушка тихонько засмеялась и погладила животное.
Некоторое время Шмит наблюдал, как гостья нянчится со зверьком.
– Вы любите музыку? – спросил он, вновь присев на край стола.
– Люблю, – ответила Лиза, взглянув на него. Обезьянка же, как маленький ребенок, ухватилась за ее палец. – А вы чью музыку любите?
– Чайковского. Особенно мне нравится первый концерт для фортепиано с оркестром.
– Правда? И мне тоже! – Лиза напела мотив, а Николай подхватил его. У него был довольно приятный голос. Она беззаботно рассмеялась.
– Я любила играть на фортепиано. Когда я жила в родительском доме у меня был этот замечательный инструмент.
– А сейчас?
– Сейчас? – Лицо Лизы померкло. – Сейчас нет. Нет ни фортепиано, ни времени заниматься музыкой.
– Это… из-за вашего мужа?
Лиза вздохнула, вспомнив об Алексее.
– Отчасти.
– Я хочу пригласить вас в Московскую консерваторию, послушать авторский концерт Рахманинова, можно и Скрябина. Пойдете?
Лиза взглянула на Шмита. Он ей нравился – с ним было спокойно, и, оказывается, легко.
– Не хотелось бы в ваших глазах быть навязчивым… – Шмит отвернулся к топке печи.
– Я пойду.
Николай сразу же обернулся, посмотрел ей в глаза.
– Хорошо. – Он улыбнулся. Подошел к ней, поманил обезьянку. Та перебралась к нему на руки, и он отнес ее в соседнюю комнату. Затем вернулся к Лизе.
– У нас есть фортепиано. Вы нам сыграете?
Лиза засмеялась:
– Только не судите меня строго. Мне кажется, прошла сотня лет после того, как я играла в последний раз, – она улыбнулась.
– Уверен, что ваши руки помнят, – ответил он, пожимая ее пальчики. Затем отпустил их. – Пойдемте в дом…
* * *
После завтрака Лиза, как и обещала, сыграла по просьбе Николая его любимые сонаты Шопена – «Лунную», «Аппассионату», и Чайковского – «Времена года».
Он слушал ее, как зачарованный, а сама Лиза испытывала огромнейшее удовольствие от игры. Пальцы действительно помнили, и душу переполняла радость.