Его отослали и вызвали его брата.

Совершенная противоположность Ивану, Василий был слабогрудый, бледный, испитой парень. Он тяжело дышал и упорно кашлял глухим кашлем.

– Ничего не знаю, – сказал он, – брат всем делом владеет, а я больной, на печи лежу.

– Знал ты бродяг Петрова и Иванова?

– Ходили такие. Раньше даже ночевали у нас, брат очень опасался их.

Мы снова позвали Тасина.

Слова Келчевского, видимо, оказали свое влияние.

– Припомнил я их, – сказал он сразу, как вошел. – Петров один, а другой Иванов. Петров тоже и не Петров, а беглый какой-то… Познакомился я с ними, когда они в Царском жили, а потом ушли в Питер и оттуда мне вещи привозили. Их там шайка целая. Всех-то я не знаю и никого не знаю, а только главное место, где они сбираются, – это будки на шоссе.

– Девять и одиннадцать? – спросил я. – Славинского и Сверчинского?

Тасин тотчас закивал головою:

– Вот, вот! У них все гнездо! Там они и живут, почитай, все!

– Все. А ты кого знаешь из них?

– Только двоих и знаю.

Больше от него узнать было ничего невозможно. Мы собрались уезжать.

Двух Дубовецких и Тасина при нас же отправили с конвоем в Петербурга следом за ними поехали и мы сами.

Келчевский потирал руки:

– Ну, значит, эти душители все у нас!

– Надо думать!

– Скажите, пожалуйста, – обратился ко мне Прудников, – откуда вы узнали про этих… ну, как их… сторожей?

– Про Славинского и Сверчинского, – ответил я, – очень просто. Я был у Славинского.

– Были?! – воскликнул Келчевский.

Мне стало смешно.

– Я эту ночь ночевал у него в сторожке, – сказал я и передал все происшедшее.

– Видимо, этот Мишка у них штука не малая, – окончил я.

– Значит, их всех и арестовать можно?

– Можно, но надо уловить момент!

– Отлично, – засмеялся Прудников, – сперва уловим момент, потом их! Поручаем это всецело вам.

Я поклонился.

Мы приехали в Петербург.

Я отправился домой отдохнуть и позвал к себе Ицку, а Келчевский с Прудниковым поехали тотчас продолжать свои допросы.

– Слушай, – сказал я Погилевичу, – вот в чем дело…

Я рассказал ему про свою ночевку в будке номер девять, описал Мишку, Славинского, девушек и окончил свой рассказ словами:

– Так вот, надо теперь, во-первых, выследить всех, кто там бывает, и узнать их имена. Раз! Потом узнать, когда они там соберутся. Два! И три – переловить их. Но это уже не наше дело. Наше дело накрыть! Понял?

– Ну и чего же тут не понять! – сказал Ицка.

– А тогда – шагай!

Ицка ушел и с этого же часа начал действовать.

Лично сам я был еще один раз в разбойничьем гнезде для того, чтобы лучше осмотреть его.

Павел Славинский и Стефания приняли меня очень радушно. У них был тот ночной гость, который увел Павла пьянствовать к соседу; он оказался каким-то Сашкой и потом причинил мне немало хлопот. Я сразу запомнил его зверскую рожу.

Мишки не было, и как ни хотелось мне проникнуть к Сверчинскому этого не удалось.

Павел вышел вместе со мною осмотреть шоссе и проводил меня до заставы.

– Приходи в конце недели, – сказал он, – будет работа!

Но вместо меня будку номер одиннадцать осмотрел отлично мой Ицка.

Восьмого числа поздно ночью ко мне пришел Ицка, бледный, усталый, встрепанный, и сказал:

– Уф! Завтра ночью они все там будут.

– Откуда узнал?

– Ну и не все равно! Завтра они будут уговариваться о делах, а Мишка будет убивать на шоссе, и с Мишкой Калина. Этот Калина такой разбойник. Уф! Он уже четырех убил…

– Где же соберутся?

– И тут, и там.

– Ну, завтра их и переловим! – сказал я и, невзирая на ночь, послал уведомить Келчевского.

Рано утром я, Келчевский и Прудников собрались на совещание.

Я изложил им свой план. Мы возьмем с собою команду в четырнадцать человек, по семь на каждую будку, из отборных людей.