Его кровь во рту. Его хрипы в ушах. Удавка на шее. Горло дерет огнем. Внутри все полыхает и замерзает, покрывается ледяной коркой.

Она помнит, как мелькнула мысль в голове: «если пожар потухнет и покроется льдом – она сдохнет в этой подворотне.»

А Ксюша хотела жить. И начала бороться снова. Эта мразь такого не ждала, но ему бл*дь, это понравилось.

Он даже улыбнулся. Не безумно, а как-то с уважением.

И тут Ксюша заметила двух парней.

Это был шанс. Ее шанс на жизнь. Она вцепилась в его ладонь крепче, готова была шмат мяса вместе с костями отхватить.

Их заметили.

Но взгляд… этот взгляд она видела в тенях комнаты. Ощущала его спиной. Дрожала от ужаса и страха из-за него.

Этот взгляд говорил: я вернусь и закончу начатое!

Она ненавидела этот взгляд, потому что верила ему. Верила, что он вернется и закончит.

Потому, окно в ее комнате всегда будет приоткрытым.

Лучше сигануть в окно, чем пережить это еще раз.

Головой она понимала: его ищут. Да. Но он следил за ней, она в этом уверена. Следил, и знал о встречах с Сашей. Видел и его тоже, потому что кашемировое пальто было того же фасона и цвета. Хорошее и дорогое. У него была возможность его купить.

За те два дня она вспомнила очень многое, и все записала.

В обычный вордовский документ.

И теперь просто жаждала встречи со следователем. Ей было, что добавить к тому, что уже было сказано, или точнее написано сразу после…, сразу после того дня.

Что точно сумела для себя вынести.

Она жертва. Просто жертва.

Она не виновата, что с ней это случилось. Никаким образом. Она- случайная участница трагедии.

Ксюша читала об этом, нашла несколько статей про насильников. И убедилась в том, что вина не на ней.

Вина на том, кто вызвал у этой мрази эту злость, эту ненависть. Возможно, мать или бывшая пассия. Виноваты они. Не она.

Он – слаб. Он поддался своим чувствам и превратился в мразь, в гниль, которая марает своим существованием землю. Он падаль, которая пачкает своей внутренней гнилью ни в чем не повинных девушек и женщин.

Он – слаб.

А она – сильная.

Ксюша не скатится в банальную месть. Она будет его ненавидеть и желать ему смерти, приложит все свои силы, чтобы эта мразь прекратила свое вольное существование.

Она будет жить. Научится жить заново.

За неделю жизни взаперти, многое перемололось внутри, перетерлось, стало пылью.

Старая жизнь перестала иметь значение. Интересы, увлечения, друзья – все стало ненужным, неважным.

Окружающие ее не будут понимать.

Они не знают, что это такое: дрожать от каждой тени. Прислушиваться к шагам, и сдерживать рвущийся из горла хриплый крик.

Они не поймут почему ее тошнит от запаха мужского парфюма, и накатывает такая дикая паника, что приходится забиваться в угол, лишь бы ощутить безопасность неживых стен.

Ксюша начала понимать в какую ж*пу угодила. Осознала, что жизнь прежней никогда не будет. Что она только вначале пути.

И этого понимания слишком мало. Нужно что-то еще.

Ее страхи никуда не делись, они у нее в подкорке теперь, инстинкты наружу, а сознание прячется, стоит только ощутить опасность. А опасность,– она везде.

За окном, на улице, за стенами дома, за дверями ее комнаты.

Какой-то частью себя Ксюша понимала, что это не так. Что не все такие, что много нормальных, здоровых мужчин.

Но этого мало, в ней превалировал страх и ужас.

Он витал в воздухе, забивал легкие и мутил рассудок.

Страх повторения нападения пробивал ее до нервной дрожи и паралича. До тошноты и бессонницы.

Она не могла спать. Боялась. А когда вырубалась на несколько часов, вскакивала с криками и хрипами, и забивалась в угол, смотрела в приоткрытое окно.