****
Если бы можно было совсем не спать, она бы отказалась от сна навсегда. Но знала, что это невозможно. Во сне тело отдыхает, сознание тоже. Это единственное время для организма, когда отключаются все барьеры памяти, мыслей, и так далее.
Но она боялась засыпать.
А врачи настаивали и заставляли принимать препараты, стимулирующие гормон сна, вроде эта чертова химия не вызывает привыкания.
В какие-то моменты Ксюша им была благодарна за сон, потому что проваливалась в бессознательное состояние так глубоко, что кругом были только темнота и тишина.
Но чаще было по-другому.
Она болталась где-то на границе сна и яви. Иногда слышала то, что происходит вокруг. Шаги чьи-то, как мать с отцом шёпотом ругаются, но стараются не тревожить её, не выходят из палаты… потому что тоже чего-то боятся.
А иногда она возвращалась туда… в тот вечер. И все повторялось, но сценарий был другой, Ксюша будто репетировала сцену собственного изнасилования.
Пыталась предугадать, что-то сделать по-другому. Но сколько разных вариантов ее мозг бы не предлагал для спасения, заканчивалось все болью, грязью и диким страхом.
В этот раз ей приснилось, что у нее в сумке каким-то образом оказался пистолет. Обычный ПМ, она такой даже в руке держала, они всей группой учились стрелять, правда, у нее выходило плохо.
Каким-то образом этот пистолет был у нее в сумке, и она успела его выхватить.
Ее схватили со спины, она задыхалась, а когда он попытался развернуть ее к себе, всадила всю обойму в его пах.
Телом не владели никакие эмоции, абсолютная пустота, никакого страха.
Ксюша развернулась, чтобы уйти, но услышала шорох за спиной. Повернулась. А тела нет.
Он стоит у нее за спиной. Снова. Обойма пистолета пуста. По телу прошла дрожь, сковало ужасом. Хотела бежать, но не успела. Схватил за шею и зашептал знакомым голосом:
– Ты так на нее похожа, не бойся, я справлюсь и руками. Будет больней, но ты сама виновата.
Влажный язык облизнул ухо, холодные руки коснулись ног…
Открыла глаза, завертела головой. Руки дрожат, сердце стучит так, что кажется слышно в другом конце палаты.
Но внутри не страх. Внутри полыхает такая злость, такая дикая необузданная ярость, что она не сдерживается. Сметает рукой все, что стоит на тумбочке. Вазу с цветами, таблетки, телефон, воду. Все.
Она хрипит, кричит, по щекам текут слезы, а по рукам течет кровь.
В палату врывается санитар и медсестра, а у нее перед глазами пелена, и в голове мысль: «живой не дамся».
Плохо помнит, что было дальше.
Только чужие руки, кто-то что-то говорил, кричал. Она брыкалась, дралась, кусалась. Хрипела и плакала.
А потом снова темнота. И тишина.
****
Эта больница не скоро забудет свою пациентку и ее родителя, а также друзей этой семьи.
Камилла поехала домой переодеться, взять кое-какие вещи из дома и поговорить с Виталей на счет дочки.
Нужно было подготовить мужчину к тому, что дочка психически нестабильна, что нужно себя аккуратно вести. В общем, уехала на трудный разговор.
Петр же каждую ночь оставался с дочерью, но работа в другом городе ждать не могла, одного из клиентов несколько часов как допрашивают, помощники там с ним, но держали мужчину в курсе всех событий. Пришлось выйти на лестницу и говорить там, его малышка только уснула.
Он не заметил, как в разговоре спустился на несколько пролетов вниз, ему лучше думалось, когда он находился в движении.
Закончился разговор, голова работала над делом, перебирая в уме будущие аргументы в предстоящем суде, а то, что он будет, уже никаких сомнений не осталось. Ходил по лестнице, со ступеньки на ступеньку, и вдруг услышал шум. Кто-то кричал… надрывно, так, что у него мороз по коже прошелся.