Она ободряюще сжала его ладонь, попыталась улыбнуться и подбодрить его этим, но он лишь нахмурился и замялся.

– Детка, тебя скоро выпишут и нужно решить, что делать дальше, как будет лучше для тебя. Мы с мамой пока не можем… В общем, я предлагаю тебе уехать со мной.

Папа был решителен, он знал, что говорил и что делал. Эта черта характера всегда ее искренне поражала и немного злила, теперь-то она понимает, что он просто привык сначала обдумывать, потом ставить себя на чужое место, и только потом предлагать какие-то действия или же совершать поступки.

Мама была немного импульсивной и чересчур эмоциональной.

Но стоило ей только представить незнакомый город, чужой дом и чужих людей рядом, все внутри взбунтовалось, и она неосознанно вцепилась в руку отца до крови, и захрипела, мотая головой.

Ужас сковал все тело. В голове люди, толпа, и все смотрят на нее. Касаются локтями, плечами. А среди этой толпы она видит его… ненавистное пальто, злые глаза и запах… отвратительный дорогой запах.

Ее рвет прямо на отца, выворачивает желчью и слюной, ее знобит, трясет всю. А перед взором чужие глаза.

Голова взрывается болью, папа что-то говорит, но она уже не слышит, проваливается в спасительную темноту, там все безразлично и безлико, там нет этого запаха и глаз.

***

Петр сидел на кушетке, в мокрой рубашке. Попытался ее оттереть, но делал это только для того, чтобы занять чем-то руки и голову. Но мысленно все возвращался к разговору с дочерью, и то, как она была ему рада в начале, и как от ужаса у нее потемнели глаза в конце.

Знал, что еще многое нужно пройти, и ситуация, что произошла, не единственная из возможных.

Рядом сидела Камилла, держалась за его руку и наблюдала за медперсоналом, как их детке ставят очередной укол, как в катетер подключают еще одну капельницу. У девочки живого места на руках нет, а повернуться к кому-то спиной добровольно Ксюша не могла, сразу каменела и менялась в лице.

Ее кормили специальными растворами, дочка отказывалась есть, похудела, спала с лица. Поблекла вся и стала тенью себя прежней.

Людмила сидела здесь же, по другую руку от него. Она говорила, а они слушали.

– Вы преждевременно завели этот разговор, поспешили. Ксения еще не готова что-то решать, боюсь она даже не готова просто выйти на улицу. Эта палата – ее защита. Здесь знакомые люди, которых она знает не только в лицо и по голосу, но и их шаги. Вы не замечали, но она прислушивается к шагам, различает по ним людей. Ее сознание настолько напугано, что все рецепторы обострены до предела. Реакция на шум- одна из самых примитивных мер защиты. Ваша дочь – борец, она пытается себя защитить. И начала ощущать себя тут более-менее в безопасности.

– Я решил… я подумал… Господи, я не хотел ее пугать! – он взвыл, но шёпотом, чтобы не разбудить, хотя врач и сказал, что добавил в ее обычные препараты снотворное.

Камилла, успокаивающе сжала его ладонь, погладила по плечу, но у самой женщины уже опухло лицо от слез. Она на свою девочку не могла спокойно смотреть, потому что в этой малышке свою дочку не узнавала.

Ксюша изменилась. Пропала та мягкая девочка, иногда дочь смотрела так, будто хотела всех убить, взгляд становился жестоким и холодным.

Подсознательно Камилла начинала бояться родную дочь и даже где-то была рада, что Петя предложил дочку увезти к себе.

– Вы хотите сказать, что ее рано выписывать? – женщина посмотрела на психолога и быстро отвернулась, когда заметила проницательный взгляд. Камилла эту Людмилу недолюбливала… слишком многое та видела и слишком много времени ее бывший муж уделял этой женщине.