В наших торговых краях с давних времен бок о бок жили разноязыкие и разномыслящие, поэтому оба мира старались с грехом пополам ужиться, хотя бы не состязаться в открытую за первородство перед лицом Всевышнего. Я привык к этому равновесию, смирительному действию волнореза и полагал его само собой разумеющимся, чуть ли не чертой самой природы. Здесь же граница, делившая носителей отличных обычаев, проступала твердо и явственно.

Существовало ли меж вами дружество, была ли близость? Слова проникали в мой слух с трудом, словно через преграду. Я прикрыл глаза, пытаясь обозначить почтительное раздумье. Худшего вопроса было трудно ожидать. Краткий ответ мог оказаться не к моей выгоде, а подробные рассуждения мне запретили. Мы были дружны и близки настолько, насколько это было дозволено и возможно в нашем возрасте, наконец ответил я.

Человек сначала думает о Боге, а потом о другом человеке, прибавил я еще – и испугался, не ошибся ли, сказав лишнее? Но мой ответ понравился – навстречу двинулась теплая волна довольных голосов. Встреться вы в чужом городе, среди варваров и иноверцев, будет ли он рад? Я вспомнил, что когда-то наши семьи были связаны совместными обязательствами и поручениями. Его отец, вечная ему память, даже имел во время оно дела с моим – один покупал, другой продавал. В памяти всплыла неожиданная картина: встретившись со мной на рынке, отец старшего соученика потрепал мои волосы, запустил руку в мешок с сушеными фигами и отсыпал полную горсть. Плотных и сладких – такие можно жевать бесконечно. Кажется, ему принадлежала целая лавка. Потом она разорилась, или я ошибаюсь – родные продали ее после его кончины? Это был крупный мужчина с густыми бровями, слегка отвислыми щеками и прямым носом, совсем не похожий на своего сына, тоже, впрочем, рано облысевший… Почти не лукавя, я сказал: да, он будет рад увидеть меня. Я не чувствовал угрызений совести. И тут же поймал себя на том, что лгу в собрании ревнителей. Как такое могло случиться? Едва не растерявшись от ненужных раздумий, я заставил себя выслушать еще один вопрос – и понял, что чем короче будут мои ответы, тем вернее мне поручат… Но что?

Ты знаешь, что твой друг и земляк – не последний из идущих по пути мудрости, доносилось до меня, по-прежнему глухо, словно из-за стены. Знаешь ты и то, что он не один год провел в учении и бдении, что ему мало равных в усердии, и не только лишь на книжном поприще. В отличие от недальновидных и мягкосердечных братьев, он сразу понял опасность, которую несут отступники, и без промедления вступил в борьбу с ними. Он отличился немалым рвением – это тоже тебе известно. Благодаря его усилиям нам удалось вывести на чистую воду тех отщепенцев, что скрывались в здешних местах, и настоять на их изгнании. Они же, несмотря на наши усилия, не угомонились и, будучи побуждаемы зловредными демонами, продолжают смущать народ – теперь уже издалека, находясь под защитой чуждых стен и протяженных расстояний. Это не должно спасти преступников от наказания – кара настигнет их везде, где живут слуги единого Бога. Наше радение приблизит неминуемое. Сказанное – исполнится, написанное – сбудется, дважды, трижды, многажды, всегда и вовеки. Судьба кощунников и прельстителей – быть извергнутыми, проклятыми и забытыми. Хор одобрительных восклицаний раскатился по зале.

Некоторое время назад твой сородич был послан с важным поручением: нанести удар расхитителям Слова, обретшим убежище в некоторых соседних пределах, не настолько близких, чтобы мы могли с легкостью помочь ему в случае надобности, но не слишком дальних, чтобы мы пренебрегли нашим долгом. Мы не сразу решили, кому по плечу этот труд. И вот он вызвался взять его на себя и предупредить пагубу, которую извратители Закона могли бы нанести общине верных, живущих в том городе с незапамятных времен. Ты уже понял, это – тяжелая работа и небезопасная.