Все от мала до велика занимались подготовкой к отражению штурма: на кострах кипела смола, у баллист суетились артиллеристы. Лица людей сосредоточены и серьёзны – в них ни капли страха. А я в который раз восхищаюсь готовностью своих товарищей по оружию принять удар судьбы, каковы бы ни были его последствия.

Из-за спины в сопровождении Барони появилась Луиза.

– Тебе же нельзя, – поморщился я.

– Ещё не скоро, – серьёзно ответила она.

Несмотря на трагичность ситуации я невольно улыбнулся. Вот упрямая девчонка! Если рожать не скоро, значит можно лезть под монгольские стрелы.

Светало. В стане неприятеля наметилось оживление. Весь огонь их камнемётов переключился на заделанную брёвнами брешь. Снаряды, начинённые порохом и огненной смесью, один за другим падают на брёвна. И вот уже не удаётся залить бушующее пламя.

– Ул-ла! – раздаётся клич со стороны монгольской рати и конница устремляется вперёд. Следом бегут лёгкие пехотинцы, вслед за ними выступают тяжело бронированные воины.

– Огонь! – отдаю я команду.

Теперь уже заработали наши камнемёты. Свист стрел, огненные вспышки и грохот разрывов, ржание лошадей и крики людей – всё смешалось в единое целое под названием «война».

Меткие попадания вражьей артиллерии разметали горящие брёвна и всадники устремились в брешь.

– Женя! – позабыв о конспирации, кричит Луиза.

– Там справятся! Не высовывайся! – грожу я ей кулаком.

Стоящий напротив пробоины заградотряд выставил вперёд длинные рогатины. Лучники почти в упор бьют по перемахивающим через пламя всадникам. Стрелы с бронебойными наконечниками сбивают отчаянных кавалеристов прямо на остриё упёртых в землю рогатин и в полыхающий огонь.

Над крепостью поднялся приторный дух палёного человеческого мяса. От вытекающего из корчащихся в огне тел жира огонь разгорается ещё больше. Многим удаётся прорваться. Во дворе вспыхивает рукопашная схватка.

– Отсекайте пехоту! – кричу я стрелкам и, перемахнув через перила, устремляюсь вниз. Барони мчится следом за мной. К воинам заградотряда подоспели женщины и крючьями стаскивают всадников наземь. Мы с оруженосцем вламываемся в самую гущу сечи и вносим посильную лепту.

В первых лучах восходящего солнца блестят окровавленные клинки, и монголы откатываются назад. Отставшие становятся добычей женщин.

Штурм отбит. Обе стороны зализывают раны. Я не думаю, что на этом всё успокоится. Уж слишком решительно настроены монголы. Вперёд их толкают не только приказы десятников, но и голод. От тех же языков я слышал, что у неприятеля появились случаи людоедства.

«Не всё коту масленица, – злорадно думаю я, глядя на спины улепётывающих воинов. – Пора и вам сходить туда, куда вы посылали других!».

Хуже всего то, что у монголов есть резервы, а наших бойцов можно пересчитать по пальцам.

«Эх, – вздыхаю я о несбыточном. – Нам бы свежих воинов сотен десять, и неизвестно в чью сторону склонилась бы чаша весов победы».

До вечера мы отбили ещё два штурма. Оба Луиза просидела в башне под присмотром Агуды. К закату стоять у катапульт стало некому. А монголы пошли на очередной штурм. Это были последние силы, которые они могли противопоставить нам. Несколько десятков воинов собрались вокруг меня на крепостной стене.

– Мёртвые сраму не имут! – произнёс я свою последнюю речь.

Я стоял на высокой стене и смотрел на копошащихся внизу людей.

– Повелитель, монголы подтащили таран! – донёсся до меня хриплый голос.

– Смолу! – приказал я.

– Не поможет. Над ним крепкий навес, – ответил Дилан- дай. – Да и ворота держатся на честном слове.

– Крепить ворота с нашей стороны! – махнул я рукой в сторону ворот.