Кухня у Валерки совсем не такая, какая была у них дома. Никаких барных стоек, никакого тёмного дерева и строгих контрастов. Хорошая посуда, да, много хорошей посуды – от квадратных тарелок черного стекла до силиконовых кисточек для выпечки, или кастрюль со встроенным дуршлагом, чтобы было удобно доставать макароны (Рая знает, как ими пользоваться, но не знает, как их правильно называть). Если порыться по шкафам, можно найти всё, что угодно, от плоских корейских палочек до йогуртницы, но с внешним видом здесь просто беда. Допотопный гарнитур, и серые обои в цветочек, безумные яркие шторы, которые, кажется, никто никогда не стирал, и стол, накрытый клеёнкой, а вместо стульев – три потёртые табуретки.

Ну, по крайней мере, их три. Как раз сколько нужно.

Подвернув ногу под себя, Рая устраивается на одной из них. Помогать Валерке не стоит, он любит хозяйничать, да и дом это всё же его, поэтому она кивает Егору на соседнюю табуретку, а сама поднимает руки, чтобы распустить растрепавшийся пучок и заплести вместо него гладкую косу. В голове крутится какая-то мелодия – из тех, что играли на катке торгового центра, когда они с Егором там были, и совершенно бездумно Рая принимается напевать.

Буквально через строчку Егор подхватывает её пение, а ещё через строчку она вспоминает, что вообще-то никогда не поёт при чужих.

Переодеваться в общей раздевалке? Подтягивать колготки у всех на виду? Идти в мужской туалет, когда до выхода на лёд остаются считанные минуты, а женский, как всегда переполнен? Легко.

Поправить, в конце концов, съехавший с ягодицы купальник, уже на льду, перед трибунами и телекамерами? Ничего сложного.

Петь, когда кто-то может это услышать? Нет, ни за что.

Стушевавшись, Рая комкает песню, но вряд ли кто-то это замечает, ведь Валерка наконец-то ставит закипевший чайник на стол. Ей достаётся кружка, которую она уже начинает воспринимать как свою – большая, на пол-литра, с округлыми боками и картинками из какого-то комикса, Егору Валерка выделяет квадратную, чёрную.

Рисуется.

– Ну, – говорит Валерка, ставя на стол корзинку с конфетами и шоколадным печеньем (он ужасный сладкоежка, невозможно представить, что в человека может влезть столько сладкого), – И когда вы собираетесь подавать заявление?

– Какое ещё заявление? – практически хором спрашивают Рая с Егором, и, безотносительно того, что Валерка имеет в виду, в душе у Раи теплеет: она любит, когда её мысли совпадают с чьими-то ещё настолько, что оказываются выражены одинаково.

А о каком заявлении он говорит, она понятия не имеет.

Валерка хмурится, и Рая впервые замечает ярко-рыжие волоски у него на бровях.

– Что значит, какое? В Федерацию. О том, что вы собираетесь кататься вместе. Такой же порядок? Или, подождите…

– Да мы вроде как… – начинает Егор и замолкает, обеими руками цепляясь за кружку и нерешительно глядя на Раю.

Она заканчивает за него:

– …не думали об этом.

Серьёзно, Валерка мог бы преподавать актёрское мастерство вместо того, чтобы быть массажистом. Глаза, во всяком случае, он закатывает весьма выразительно.

– Ну так подумайте. Нет, серьёзно, вам стоит об этом подумать. И не только подумать, но и попробовать.

Сделав первый глоток, Егор на секунду прикрывает глаза и медленно говорит:

– Вообще, мы уже немного попробовали.

Он осторожничает.

– В торговом центре, – тут же добавляет Рая, чтобы его поддержать.

Ей не хочется, чтобы он чувствовал себя некомфортно, и лёгкая улыбка говорит ей, что поддержка ему помогла.

Он поясняет:

– На общем катке.

– Ооо, – Валерка весь подбирается. – И как это было?

Ответить одновременно достаточно сложно и очень легко.