Подруга провожает меня, а на пороге говорит:

– Я скучаю по нашей дружбе, Ибрагим. Ты можешь приходить к нам, как в детстве. Ничего не изменилось, ты же знаешь.

И это действительно то, что я знаю совершенно точно. Моя отправная точка, моя опора.

– Я приду.

Вечером на обновленной белой кухне нашего теплого, счастливого дома спрашиваю у мамы:

– Моего дядю звали Ибрагим и у него на носу была родинка, совсем как у меня?

От неожиданности мама садится на скамью возле обеденного стола. Мы всегда усаживаемся, когда огорошены и удивлены, – это семейное.

– Откуда ты знаешь? Я не рассказывала, – качает головой, потом добавляет, как будто очнувшись: – В старом альбоме посмотрел? Да, в детстве ты был очень похож на своего дядю.

Пока мама улыбается, я начинаю понимать, почему бабушка всегда любила меня больше всех остальных внуков, а дедушка часто загадочно молчал.

– Мам, и какой сегодня день, черный или белый, а? Мама смотрит в окно и молчит.

Всякий раз, когда собираюсь в родительский дом в оазисе Джельфа, вижу бело-песчаные домики, представляю, как встретит меня отец, усмехаясь из-под пышных усов, как встретит мать и какими причитаниями. Младшие брат и сестра бросятся ко мне и начнут кричать: «Карим приехал!» Солнце будет припекать. Ветер дуть. Отец укажет на дверь дома, и мы все вместе пройдем внутрь. В темноте коридора я поцелую руку матери. Может, потреплю малыша Мансура по волосам. И заноет что-то, и захочется прижаться к зернистой прохладной стене, чтобы прикрыть глаза на минуту и вспоминать, вспоминать. И ты когда-нибудь почувствуешь это, мой маленький Али. Так что держи глаза широко открытыми, не закрывай уши руками, будь внимательным и чутким. Запоминай. Все проходит. И проходит быстро.

Не скажу, что очень счастливым было мое детство. Шесть братьев и сестер. И на всех у матери не хватало сил и времени. Жаловаться, впрочем, не могу. Мы с друзьями дурачились порою так, что хоть домой не приходи. И плоды граната воровали в доме богатого дяди Заида, и в озере купались, в том, на дне которого растут острые каменные иглы. А однажды подарил мне старший брат крысенка. Уж не знаю, где он его нашел. Тот был маленький, беспомощный, отвратительный розовый комочек, но мне понравился, ибо что я тогда знал об играх и игрушках? Самой любимой моей игрушкой был камешек с дырочкой, который я во дворе нашел. А тут живое – копошится, ползает по руке, тычется мокрым носом, ищет мамку, что ли, усиками щекочет. Забавно.

И видел это приятель мой. Мальчик из богатой большой семьи. Глупый он был, жадный. Сразу просить стал: «Карим, отдай мне крысенка!» «Еще чего!» – отвечал я. Отдать крысенка! Как же расстаться с таким милым существом? Но не унимался тот мальчик и просил все настойчивее и настойчивее. А потом стал деньги предлагать за крысенка. Была у меня эта слабость в детстве – больше всего на свете любил я деньги, желал денег, молился на них. Наверное, потому что не было их у меня. А ведь всегда безумно хочется иметь то, что тебе никак не может быть доступно. А потому подумал я о предложении моего приятеля немного и согласился. Тот не поскупился, большую цену назначил. Целую тысячу динаров. А где такие деньги взять пацану? Конечно, у своего богатого папаши стащил! Но не приходилось мне тогда над тонкостями раздумывать.

На следующее утро пришел он ко мне и деньги притащил, а я ему крысенка в старой шляпе отдал. Тот обрадовался. Вот дурачина. И к себе побежал. Да зачем же крысенка покупать, ежели в любом амбаре их хоть ведром черпай?! Но глупый он был, глупый.

А я оделся тут же покрасивее и в город побежал – деньги тратить. Чувствовал, что ли: деньги, доставшиеся таким образом, долго не продержатся в кармане. К середине дня почти половину потратил. На сласти, на развлечения всякие… И вот уже не знаю, куда остальные деньги девать. Сижу в парке на скамейке, палочкой по песку вычерчиваю. А тут смотрю – папа мой ко мне идет. Нашел как-то.