– Детей надо наказывать, чтобы они слушались, – сказала она мне вечером, когда я вышла из комнаты, с трудом уложив Сережу.

– У него сейчас такой возраст. Кризис трех лет.

– Придумали тоже. Он же помыкает тобой, играет на нервах, я давно бы уже пришлепнула, чтобы неповадно было. А ты… нельзя быть такой бесхребетной.

– Я никогда своего ребенка даже пальцем не тронула, и никому не позволю этого сделать, – строго сказала я.

– Потом не жалуйся тогда, – мама обижено отвернулась к раковине и принялась мыть посуду.

– А я и не жалуюсь, – я села на стул, глядя ей в спину. Мне так хотелось поговорить с ней по душам, без упреков. Мне хотелось поплакаться, почувствовать поддержку, но мама была холодная, как камень, нервная, задерганная, замученная постоянными проблемами. Я не интересовала ее.

Подушка вновь оказалась моей утешительницей. Я проплакала полночи, меня рвало на части от безысходности. Я хотела уехать отсюда, мне плохо здесь, я хочу жить по-другому. Я должна что-то придумать.

***

Я проснулась от громких криков, доносящихся с улицы. Судя по голосу, приехала сестра, и они с мамой что-то обсуждали. Это было абсолютно нормально для них, общаться друг с другом на повышенных тонах, они не ругались, это манера общения. Удивительно, почему я не стала такой же? Прожив на своей родине с рождения и до восемнадцати лет, я все время боролась с грубостью, отсутствием такта. Я была другой. Чужой. Они всегда смеялись надо мной, когда я говорила, что не буду жить так, что не выйду здесь замуж, что уеду в большой город.

А сейчас с позором вернулась. Мне было стыдно. Я даже не хотела выходить из комнаты, чтобы не встречаться с успешной сестрой, которая жила в соседней деревне, где была школа и детский сад. Это наивысшая степень зажиточности здесь. Я – жалкая неудачница.

Но Сережа не собирался сидеть в комнате. Он проснулся и потянул меня на улицу, смотреть на куриц. Я все же вышла. Сестра уже собиралась уезжать. Она внимательно посмотрела на меня, дождалась, когда мама уйдет и спросила:

– Ты с Ильей поругалась?

– Да, – я кивнула. Марина нахмурила брови.

– Ну, и плевать на него. Молодец, что приехала. Здесь тоже можно жить. Живем же. Хочешь, я тебе с работой помогу? Я сейчас в магазине работаю, сменщицу уволили за воровство. Давай ко мне? По графику договоримся. Хозяину никакой разницы нет. А Сережку в детский сад, там недавно ремонт сделали.

– Да, было бы здорово, – на душе стало теплее. Марина расписала мне перспективу на ближайшее время.

– У Лешки друг есть, холостой, работящий. Руки золотые. Надо тебя с ним познакомить.

– Нет. Не хочу я никого.

Мне было противно даже думать, что у меня может появиться другой мужчина. Я никого к себе не подпущу. Но мысль о том, что я смогу покинуть дом мамы, меня однозначно порадовала. Эта новость оказалась лучшей за все время, которое я провела на родине.

На следующий день муж Марины приехал за мной. Мне показалось, что мама с воодушевлением провожала нас. Ей станет гораздо легче. И мне тоже.

Ее сожитель пожал руку Сереже. Они очень привязались друг к другу.

– Приезжайте к нам, – сказала я ему с улыбкой.

– Обязательно, – ответил Витя, появившись из-за моей спины. Как раз его я не приглашала. Витя все время пытался заговорить со мной, но я игнорировала его, чтобы не давать лишних надежд.

Деревня, в которую мы ехали, находилась недалеко. Я хорошо знала ее по тем временам, когда ходила в школу. Здесь находился клуб, где устраивались дискотеки. Я до сих пор помню, как тряслись и скрипели деревянные половицы, когда мы от души веселились под музыку.