У Пифагора все есть число. Оно есть и мысль, так как число может быть только мыслимо, и сущность Бытия, которое бытийствует через число. Вещи изменчивы, но отношения между ними, выраженные в числе, неизменны, вечно-истинны и божественно пропорциональны. Число-образование оказывается принципом существования. Из монады и диады гипостазировались числа. Тождественная, непрерывная Единица есть истинно сущее, начало всех вещей и формообразующая причина. Ее путь к декаде можно представить как время, которое у Пифагора «самое разумное – одно оно уже открыло, а другое еще откроет». Думаю, что в нашу эпоху лучшим свидетельством гениальности Пифагореизма является общая теория относительности. Гравитация как степень искривления пространства-времени оказывается чистой геометрией (Римановской) и по сути может описываться числом. Виртуально-цифровой мир, являющийся нам в компьютерно-полупроводниковой форме, как известно, закодирован в двоичном коде нечто (1) и ничто (0). Это напоминает пифагорейскую монаду, соединяющую предел и бесконечность, четность и нечетность.

Демокрит, как известно, предпочел бы найти одно причинное объяснение в природе, нежели приобрести себе персидский престол. Греки справедливо считали случайное непознаваемым, поэтому понятная и единая причина всего представлялась бесценной находкой для мышления на фоне нескончаемых рядов случайных событий. У Демокрита Бытие – это Атом. В мозаике атомов выявляется картина Космоса, где умным взглядом просматривается Логос, ответственный за движение Атома во множестве. Существует и «негатив» этой картины, состоящий из пустот между атомами (интересно сравнить ее с Дао, которое есть путь, тропа – пустота, где нет леса).

Атом у Демокрита неделим и непрерывен, как и неделима и непрерывна сама пустота. Оба они при этом являются принципом непрерывности. Атом – не просто неделимая частица вещества – он суть само неделимое. Атом есть Бытие – не возникшее, вечное, истинное и единое (аналогично Пармениду). Но Атомов при этом бесконечное множество, как по количеству, размерам, так и по разнообразию форм. Бывают атомы размером с наш мир. Атом несвободен, как элемент множества, но свободен сам по себе и не подчинен даже Логосу (формирующему множество), поэтому нет закона, ограничивающего его форму и массу. Демокрит полагал, что все что возможно (потенциально), когда ни будь, в пределах вечности, непременно обретет свое существование (принцип изономии). Поскольку каждое мгновение создается бесконечное множество разнообразных потенций то и бесконечное разнообразие бесконечных миров будет тоже присутствовать в вечности и в бесконечном количестве.

Атомы перманентно движутся с разными скоростями, в «вихре» цепляясь друг за друга и выстраиваясь в определенном порядке, они, таким образом, образуют материю, вещи, огонь, души и так далее. Атомы у Демокрита притягиваются через «подобие» – тяжелые скапливаются в центре, а легкие на периферии и отталкиваются они в силу невозможности слияния. Миров, как и атомов, тоже бесконечное количество – возникающих и распадающихся. Все это хаотично движется в бесконечной пустоте, которую Демокрит называл Великой Пустотой.

На самом деле принцип изономии (отсутствии достаточного основания), которого придерживались атомисты, в приложении к сущему оказывается внутренне алогичен. Ведь если в вечности все возможности реализуются, то это значит, что сейчас (модус времени) они должны были бы давно и бесконечное количество раз реализоваться за «предыдущую» вечность. Это означает, что все возможности находятся всегда и везде в постоянном осуществлении, то есть не бывает неосуществленных возможностей, а значит, и возможностей как таковых, а значит, и существования как такового. Все, что мы имеем – это некая сплошная реальность, мозаикой разбросанная (размазанная) в демокритовской пустоте, где с равной вероятностью и одновременно (ведь в вечности времени нет) осуществляются все возможности. Конечно, Демокрит не доводил свое учение до таких беспределов, но разрушающее присутствие бесконечности неустранимо в античном атомизме. Интересно отметить, что концепция множественности миров получила неожиданное развитие в многомировой интерпретации Эверетта и теории струн, о чем мы поговорим позже.