***

Через полтора года после описываемых событий лейтенант Андропов стал Героем войны. Его экипаж сыграл ключевую роль в тотальном разгроме американских войск в районе кратера Платон.

Еще через год Виктор женился на Марии, которая теперь стала Андроповой. Вскоре у них родилась дочь.

Школу, в которой учились ребята, назвали именем Виктора Андропова.

Один из комических кораблей нового поколения получил название «ВА-1».

В одном из многочисленных интервью Виктора спросили:

– Можете назвать человека, который оказал на вас наибольшее влияние, сыграл главную роль в становлении вашей личности?

– Сотников Алексей Юрьевич.

– Кто он? – уточнил корреспондент

– Друг, – не раздумывая ответил Виктор.

– Как именно он оказал на вас влияние? Вы выросли вместе? Чем занимается ваш друг?

– Я не хочу об этом, – отмахнулся Андропов. – Но думаю, что он сейчас танцует.

И он не ошибся.

Я то и дело поправлял шапку, которая сбивалась от сильных порывов ветра.

Бесит. Так задувает, а тишина абсолютная. Ни свиста, ни шороха, ни даже скрипа снега под ногами. Я, наверное, никогда не привыкну.

Не думаю, что хоть кто-то смог привыкнуть.

Витька стоял у забора, оценивающе прошёлся взглядом сверху вниз.

Он посмотрел на меня. Вскинул брови, мотнул головой, указывая пальцем на забор – мол, справимся?

Я пожал плечами. Высоко, конечно. Но что нам остаётся?

Нам, потерявшим. И потерявшимся.

У Витька, если вы не в курсе, умерла мама. Всего неделю назад. Он сильный пацан – не ныл, не рассказывал грустных историй, не пытался уговаривать. Просто подошёл ко мне в колледже и положил на парту листок с надписью:

«Ты собираешься к ангарам?»

Я кивнул.

Витька перевернул листок. На обратной стороне было написано:

«Я с тобой».

Тогда я уже знал о его потере. Я видел маму Витьки пару раз на собраниях и однажды у этой самой стены: тощая, бледная, с жиденькими волосиками. Но она постоянно улыбалась. Получалось нелепо, но становилось как-то светло от того, что она не падает духом, не ломается, а борется, смеётся над миром. Наверное, Витька пошёл в неё. Потрясающая сила духа.

Когда я потерял Наську, всё было по-другому.

Я не такой стойкий.

***

Наська обожала звуки. Представляете, каково ей было, когда город заболел? Вряд ли вам было так же больно.

Она училась в музыкальном классе тётушки Мэри. Наська играла на тромбоне. Так я её впервые заметил. Она выходила из класса. На левом плече висел огромный рюкзак. Казалось, что при желании Наська сама смогла бы в него влезть. В правой руке она держала чехол с тромбоном. Я тогда подумал – муравейчик. Маленький, безопасный и трудолюбивый.

Тащит такую тяжесть, а движения всё равно остаются такими простыми и лёгкими, как будто у неё только ромашка в руке, а идёт она не по пыльным школьным коридорам, а едва не бежит по зелёному лугу.

Я знал, что у меня нет шансов. Мой рюкзак был ещё больше Наськиного, я горбился, а на щеках высыпали прыщи, которых от маминого хозяйственного мыла становилось больше с каждым разом.

Я подошёл к лестнице, чтобы подняться на второй этаж, на урок по паровым машинам. Наська окликнула меня:

– Сань.

Откуда она знала моё имя? Понятия не имею, если честно. Потом она рассказывала, что у неё отличная память на имена. Мне кажется – врала.

– Помоги, – она кивнула на чехол с тромбоном.

Я, конечно же, помог. И едва справился с тяжестью, кое-как удержав равновесие. Он оказался тяжеленым, по крайней мере, для меня, как говаривал отец «плюгавенького».

Наська хихикнула и начала рассказывать, как прошёл урок. Мне. Просто так. Ни с того ни с сего.

Она потом рассказывала, что её привлекло моё спокойствие. Говорила, что молчаливость и отчужденность отличали меня от других. Это она точно врала. Я был не молчаливым, а замкнутым, не отчужденным, а одиноким.