«А сколько можно выжить в капсуле в космосе?».

«Гипотетически – пока не умрем от голода. Запас продуктов питания – на месяц, плюс пару месяцев можно поголодать. Реально – через месяц выработаются новые батареи регенераторов, после их восстановления качество воды и воздуха заметно ухудшится, капсула такое количество людей не сможет поддерживать. Плюс психологические проблемы, болезненные последствия от ограничения подвижности. В общем – месяц вполне комфортного растительного существования есть, а дальше начнется кошмар».

– А если нас спасут, зачем мы тогда летим к планете? – задала наставнице простой и глубокий вопрос Светлякина, которая никогда не стеснялась спрашивать непонятное, потому что не стеснялась выглядеть глупой. Она считала, что глупой быть не стыдно, стыдно быть некрасивой.

Кое-кто из присутствующих уже сам узнал ответ на этот вопрос от своих педий.

– Горелкин, ты же в физике рубишь. Этот полет к планете, он вообще насколько опасен? – поинтересовался Бесяев.

Олег почесал затылок, стал объяснять. Я ему помогала, подсказывая данные.

– В общем, всё сложно. Мы сейчас летим примерно с той же истинной скоростью, с какой шел лайнер в момент катастрофы. Рулевые двигатели только направление чуть подкорректировали. Эта скорость при приближении к звезде растет под действием гравитации и у планеты она окажется чуть выше третьей космической. Чтобы занять стабильную орбиту над планетой, нам надо снизить скорость до первой космической. Навскидку, это разница примерно в десять километров в секунду.

Все притихли, слушают. Олег продолжил:

– Спасательная капсула – не космический корабль. У нее нет маршевого двигателя, который мог бы затормозить полет. И большого запаса топлива нет. Значит, снижать скорость придется торможением, заходом в верхние слои атмосферы. Если искин капсулы ошибется, мы просто сгорим в атмосфере. Если промахнется мимо планеты – мы улетим по гиперболе в дальний космос и никогда не вернемся.

Все загрустили.

– Если даже мы успешно встанем на орбиту, надо еще и посадку будет делать. Тоже рискованное дело, – добавил Олег. Потом чуть успокоил: – Но всё-таки не такое рискованное, как торможение в верхних слоях, – конструкция капсулы предусматривает посадку на планеты.

– Так может, нам не садиться, в космосе помощи подождать? – не успокаивалась Светлякина.

– Неоткуда нам помощи ждать, – сказал правду вслух Горелкин. – Не протянем мы столько в космосе, чтобы помощь пришла.

– Не волнуйтесь, дети, искин капсулы всё точно рассчитает, – подала голос наставница.

«Рассчитать несложно, – буркнула я в личном канале. – Для расчетов компьютеры есть. Только где он точные данные по плотности атмосферы возьмет? Мы не в астрофизической лаборатории, а в жестяном ящике с системой жизнеобеспечения».

«Бояться всё равно смысла нет. От нас ничего сейчас не зависит».

«Логично. Раз так, есть предложение провести следующие трое суток очень-очень приятно».

Горелкин улыбнулся, негромко буркнул одноклассникам «Ну, я пошел» и вышел из общего локуса.

* * *

Следующие сутки все провели в вирте. Олег, как и все остальные, не видел смысла скучать в реале. Он выбирался туда только чтобы сходить в туалет, попить и поесть.

Когда он в очередной раз пробирался по узкому проходу между раздвинутых кресел, обратил внимание на Светлякину, остановился.

Она лежала со светозащитной повязкой на глазах. Ремень безопасности натягивал комбинезон на груди, обрисовывая ее. Губы чуть приоткрылись. Ее тело ритмично напрягалось, еле заметно, – это были отзвуки движений в вирте.

«Да она же трахается, прямо сейчас!» – сообразил Олег.