– Ты что-то потерял, солдат? Или блох ловишь? А-а-а? – ротный снова вскинул автомат.
Разорёнкин, поняв, что выстрел был мимо и он пока всё же ещё цел, заплакал, обхватил хромовые сапоги офицера руками.
– Не на-да-а-а!!! – в гортани заклокотал совершенно безумный шёпот отчаяния. Солдат вмиг поверил в свою смертность. В то, что его такая ещё юная хрупкая жизнь может вот так нелепо оборваться милостью собственной глупости и гордыни, волею этого сошедшего с ума кэпа.
– Я не буду бо-о-льше-е!
– Клянись!
– Клянусь мамой! Мамой кляну-у-сь!
– Перед ротой мне щас будешь клясться! Понял?!
– Понял, товарищ капитан! Всё понял!
– Ладно, вставай, тебе повезло щас. Но знай, это тебе последний шанс! Идём в роту, каяться будешь прямо щас! И смотри, если что не так, потом пеняй на себя!
Кэп отвернулся, передёрнул затвор, словил незаметно на ладонь патрон с белым пластиковым корпусом холостой пули… Парадные штаны солдата были мокрыми.
– Ты обоссался, что ли, а, герой? Так в обосанных штанах мне на дембель и пойдёшь! Помилую тебя, ладно, но смотри впредь, до самого своего дембеля! Шаг влево, шаг вправо и хана тебе, боец! Второй раз не спущу!
В ответ тот лишь истерично душил вырывающийся наружу плачь собственной солдатской шапкой, не в силах вымолвить ни слова…
2.15 (88.12.02) Горячий конец «холодной войне»
Декабрь 1988 г. Ружомберок
Офицерская общага
2 декабря 1988 года Михаил Горбачев и Джордж Буш заявили об окончании «холодной войны» во время их встречи на Мальте.
– Конец «холодной войне»! Знаешь? – Бабаев потёр руки.
– Чётко, будем теперь с американцами друзьями! – показал Майер большой палец вверх.
– Точно, Саша! Заживём теперь! – продолжил Бабаев.
– А я не верю, – Тимофеев состроил рожу.
– Чё, Влад, не веришь? Большие две державы должны жить в мире и дружбе! – пылко возразил Майер.
– А так не бывает! Диалектика, слышал о такой? – Тимофеев продолжал сохранять маску гримасы.
– При чём тут диалектика?
– А вот посмотрите, да не могут две противоположные в своём политическом статусе страны жить в дружбе. Жить в мире – это да, можно, и то относительно, пока есть мощь, которая сдерживает обе стороны от глупостей. А вот насчёт дружбы, тут уж посмотрим!.. Сделают они нас! Вот увидите! Щас, после этого заявления и за нас возьмутся. Боком нам вся эта дружба вылезет!
– За кого за нас возьмутся?
– За армию, за нас, военных. Не нужны мы будем! Ясно?
– А вот про это я и не думал!
– Оно и видно!
– Войны не будет, значит, и армия не нужна! Всё верно! Да ладно, на гражданке себе занятие найдём! В Америку поедем!
– А я думаю, что в Карабах мы с вами поедем, чувствую я, что это наш крах приближается! В Азербайджане вон уже «чрезвычайку» ввели! [36]
– А ты, вроде, говорил, что не нужны мы будем?
Тимофеев задумался.
– Мы сперва внутри страны кровь прольём, а потом кто останется, те не нужны станут. Потому что и страны-то не будет!
– Да брось ты о грустном! Всё будет хорошо! Идём, на пивко с сыром, лучше, а?!. – Майер хлопнул друга по плечу, не желая разводить грустные пессимистические темы о «конце советского света»…
2.16 (88.12.07) Потрясение
Декабрь 1988 г. Ружомберок
Седьмая рота
Азат Озанян сидел на тумбочке дневального совершенно потерянный, не обращая ни на кого внимания.
– Солдат, ты чё, обурел совсем что ли? – зашедший в расположение Хашимов рявкнул на бойца.
– Товарищ старший лейтенант, у него беда, – появился Ким.
– Что за беда? Меченый вон армию сокращает[37], вот это беда!
– Землетрясение[38] там. Вы слышали уже? Азат из Спитака. Там вся его семья. Он не знает, жив ли кто-то остался. Понимаете?
Хашимов задумался. В глубине души где-то он злорадствовал «божьей каре», обрушившейся на непокорных соседей. Но, видя своего бойца, который, вероятно, уже потерял всех своих близких, он словно пропустил это жуткое горе через себя. Ком встал у него в горле.