Услышав насколько близко подошёл враг, собрание загудело снова, а Давид стремительно вышел наружу. Он шёл и думал о последних словах Нахшона, обращённых к нему. «Вы знаете, что делать» – звучало в ушах Давида. Киттии приближаются к Перекрёстку Судьбы. Туда же они с внучкой должны перегнать стадо. Зачем? Чтобы соединиться с караваном юного князя? А если что-то пойдёт не так? Ведь Перекрёсток полон всевозможных неожиданностей. Древняя легенда говорила, что злые демоны играли здесь жизнями людей, и это продолжалось до тех пор, пока царь Шломо2 не запечатал их в одной из пещер.

Дабы не позволить демонам противостоять строительству Храма А-Шему3, Шломо при помощи Имени Всевышнего и созданного заклинания повелел им признать его силу и власть над собой, тем самыми принудив участвовать в строительстве Храма Единому Богу. А когда Храм невиданной красоты был готов, духи и демоны были возвращены на свои места. Но чтобы они не могли больше морочить людей, царь Шломо заточил демонов в укромном месте. Мало кто из кумранитов знал о том. И почти никто не ведал, что у входа в пещеру, рядом с магическими печатями в серебряной мезузе4 был спрятан пергамент, на котором рукой самого Шломо было начертано заклинание демонов.

Ребекка прошла через караульное помещение и оказалась в хозяйственной части крепости. У Дома собраний её ждал дедушка. Следовало торопиться. Посетив цыганку, она совершенно потеряла ощущение времени, и теперь нужно было наверстать упущенное. Ребекка знала, что Давид очень волнуется. Ещё бы! Ведь отовсюду такие тревожные вести. Должно быть дедушка очень сердит. Видно не избежать ей сегодня его немилости.

– Душа моя! – услышала она сильный и красивый голос деда, каким и должен по её мнению обладать человек такого огромного роста. Ребекка вздрогнула и оглянулась. Первое, что бросилось ей в глаза, это то, что Давид действительно был очень встревожен. «Так и есть! – подумала она. – Он в гневе от моего опоздания».

Рядом с пекарней, в белом священническом хитоне с широкими рукавами, без пояса, стоял её дед. Его голову покрывала молитвенная накидка – талит, четыре угла которой он перебросил через левое плечо и кисти вязаных узелков свободно свисали с краю. Кожаный ремешок головного тфилина венчала коробочка-ковчег из чёрного дерева, покрытого кожей. И словно корона золотом горела начертанная на ней буква «шин». А внутри ковчега находился свиток со словами молитвы «Шма, Исраэль!», написанный специальными чернилами на особом пергаменте. Об этом, как и многом другом, рассказал ей сам дедушка. Он очень любил её и чтобы защитить от злых людей дал второе имя Ребекка, которым и называл до совершеннолетия. Так её звали и все вокруг.

– Ребекка! – Давид широко расставил руки, показывая, что конечно же всё знал о её проступке, сердит, но уже всё простил. Приглашая внучку в свои объятия, он не решался сказать ей о главном. Его пальцы ловко перебирали хитро вывязанные узелки накидки, выдавая сильное волнение. Левая рука Давида от пальцев ладони до локтя была особым способом перевязана чёрным кожаным ремнём – тфилином. На нём имелся свой ковчег со свитком из Торы, и когда дед сгибал загорелую мускулистую руку кузнеца, коробочка ковчега припадала прямо к его сердцу.

– Дедушка! – личико внучки залилось краской стыда и смущения. Она раскаивалась и вспоминала лицо цыганки-язычницы, говорившей, что старый мастер Давид не одобрил бы её желание ворожбы.

Тряхнув в сердцах головой, точно соглашаясь с мудрой женщиной, подбежала Ребекка к деду, и полная искреннего раскаяния уткнулась ему в живот. Дед, как большая белая птица, взмахнул руками, точно крыльями, и укрыл девочку молитвенной накидкой.