Я вытащил на середину следующую коробку и застыл в недоумении. В ней оказались женские вещи – расшитая бисером сумочка, флакон духов, шкатулка с драгоценностями. Я застелил пол скатертью, которую снял с кухонного стола, и разложил все, что обнаружил. Как это описывать, понятия не имел. Все-таки с игрушками было проще, да и в машинках я разбирался лучше, чем в кольцах и цепочках. Их ценности не представлял. Помимо сумочки, там нашлись перчатки – митенки – я хотя бы знал, как они называются. Шарфик, судя по ткани, шелковый, но поручиться за качество я не мог. В шкатулке лежали две цепочки, четыре кольца, одна подвеска и несколько ожерелий. Или они правильно называются – бусы? Я покрутил в руках украшения, но память ничего не подсказывала, да и не могла подсказать. Мама драгоценности не носила. Говорила, что нужно или носить бриллианты, или вообще ничего. Но бриллианты ей некому было подарить. А обручальное кольцо после развода с отцом она сняла и отнесла в ломбард. Выкупать не собиралась. Бижутерию мама категорически не признавала. Считала, что это пошло и она не хочет выглядеть как новогодняя елка.

Незабвенная Эмма Альбертовна носила огромный перстень на указательном пальце и массивное обручальное кольцо в качестве подвески на цепочке. Кольцо, как ходили слухи, она повесила на шею после смерти супруга. Это было его, обручальное. Еще у нее были серьги, тоже внушительного размера. Девочки-одногруппницы уверяли, что они с бриллиантами. Но другие хмыкали – откуда у преподавателя такие серьги? Да они бы тогда стоили миллионы! Нет, точно фианиты, никакие не бриллианты. Об этом я вспомнил только сейчас. Тогда мне и дела не было до того, настоящие ли бриллианты носит Эмма Альбертовна. Сейчас бы я точно решил, что, несомненно, чистой воды. Однако все это никак не помогало мне с описью и сопроводительным текстом. Немного расстроенный, я перечислил все, как и с первой коробкой – кольцо (предположительно золотое) – одна штука, подвеска с узором – одна, перчатки – одна пара, шарф (возможно, шелк) – один. Выглядел список еще хуже, чем с игрушками. Такой точно не стоило отправлять хозяину. Не зная, что делать дальше, я написал сообщение Лее: «Сколько лет было матери хозяина?» – «Не знаю точно, под девяносто, а что?» – ответила Лея. «У меня проблемы со следующей коробкой», – честно признался я.

Я не придумал ничего лучшего, чем сесть в кресло-качалку и задуматься о своей горькой судьбе. Ну почему так все складывается? Едва кажется, что повезло, как тут же получается, что удача перепутала двери и ушла к кому-то другому. Отчего-то мне не пришло в голову распаковать следующую коробку в надежде, что там окажутся более понятные предметы или письма, например. Я знал, что, пока не разберусь с этой, к следующей не притронусь.

Вдруг на балконе появился соседский мальчишка.

– Ты глухой? – спросил он по-французски. Видя, что я не реагирую, он тяжело вздохнул и спросил по-английски: «Ты оглох, что ли?» Поскольку я не отвечал, подросток снова тяжело вздохнул, мол, за что ему такое наказание, и собирался произнести вопрос по-итальянски.

– Не оглох, – ответил я по-французски. – А ты не умеешь звонить в дверь или до звонка до сих пор не дотягиваешься? – Я не хотел быть с ним грубым, просто сильно расстроился.

Подросток скорчил мне недовольную рожу.

– Мама сказала, что твое белье летает по всему двору, – объявил он.

– Ничего, никаких проблем, – на пороге появилась улыбающаяся соседка. – Его лучше вешать вот так.

Она проворно прицепила белье прищепками, о которых я и забыл, хотя Элена принесла целую связку. Я достал вещи из стиральной машины и просто повесил за окном. Выглянул на улицу – моя футболка все еще висела на кусте. Судя по крикам, попугаи обсуждали, как лучше меня заклевать до смерти за такое кощунство – медленно и мучительно или быстро и жестоко? Горлица, предательница, участвовала в обсуждении. Больше она от меня куска хлеба не дождется.