Вера Андреевна раздала нам карточки. Мне достался первый вариант заданий.

Я пошарила рукой у себя в парте. Вот моя заветная шпаргалочка. Сейчас спокойно буду переписывать то, что нарешали наши замечательные математики Стёпа и Юля.

– Кому что непонятно в заданиях? – произнесла математичка дежурную фразу, – спрашивайте, пока не начали писать.

Мы ответили дружным «нет». Всем всё понятно.

– Ну, смотрите.

А чего смотреть? Алгебраические гении ни у кого из нас сомнения не вызывали.

И тут задвигался стул в ряду возле окна. Белое сияние ангельского голоса накрыло класс.

– У меня не вопрос. У меня предупреждение.

– Что случилось, Марина – холодно спросила Вера Андреевна. В отличие от других учителей, она никогда не обращалась к нам по фамилии. Вульскую она недолюбливала. Мы чувствовали это, хотя, конечно, антипатию свою учительница старалась не афишировать.

– О чём ты хочешь предупредить?

– О том, что сейчас все, кроме меня, приготовились списывать решения заданий с приготовленных шпаргалок. Я не хочу ябедничать за глаза. Это было бы подло. Я говорю при всех. Мало того, я заранее довела до сведения своих одноклассниц, Кравчук и Барсовой, что в некрасивых замыслах участвовать не буду.

Она вещала как диктор по телевизору. Если бы я плохо её знала, подумала бы, что текст речи был заранее подготовлен и тщательно выучен. Ни одной запинки.

– Я знаю, – продолжала Вульская, – ребята будут на меня обижены, но решила, что преподнести подобный урок необходимо для их же блага. Каждому человеку нужно знать, что поощрение всегда должно быть заслуженным. Иначе оно не имеет смысла.

Если бы не было завуча, Вера Андреевна так или иначе замыла бы эту историю. Поругала бы для вида, поменяла бы задания.

При сложившихся обстоятельствах двойки за контрольную получили все поголовно. Нет, вру, конечно. За исключением Вульской.

Несладко пришлось особенно тем, у кого по математике обычно были хорошие отметки.

Наташка, захлебываясь от рыданий, орала на меня:

– Где было твоё идиотское Знание? Что, что я буду делать с тройкой в четверти?

Ты-то сама худо-бедно на массажиста и так пройдёшь, а я в университет хочу.

– Да я-то тут при чём? Ты же знаешь, – это от меня не зависит.

– Тогда для чего и кому оно вообще нужно?

Я не знаю, кому моё Знание вообще нужно, не знаю и для чего. Почему иногда оно приходит, а иногда нет. Да и в этом ли дело?

Сегодня я пришла, как обычно, в школу, Гриша проводил меня до вестибюля, чмокнул в щёку. И тут раздался голос Вульской:

– Здравствуй, Милена!

В этот момент меня накрыло Знание. В конце этой недели эта самая Вульская, противно правильная и честная, ненавидимая всем классом, трагически погибнет.

Мы уже взрослые: 15-16 лет. Поэтому почти все приезжают в школу и уезжают домой сами. Поскольку у нас интернат и за нас отвечают воспитатели, для проформы родители пишут соответствующую бумагу, которая даёт воспитателю право отпускать учеников из школы без контроля. Моя мама такую цидулину не давала. Меня и привозит и забирает брат. Кажется, из-за этого одноклассники слегка меня презирают, но я не комплексую. Мне нравится ездить с Гришей в машине, пахнущей дорогим парфюмом. Нравится забросить сумку с тетрадками на заднее сидение, пристёгиваться ремнём безопасности и болтать не умолкая о пережитом дне.

Брат – самый важный человек в моей жизни. Думаю, даже в его друга Серёжу я влюбилась, потому что он Гришин друг.

Я всегда ревновала брата ко всем его девушкам, а их было немало. В Грише бездна обаяния. И как же меня бесило, когда Вульская, которая в обычное время иначе чем по фамилии меня не называла, в присутствии моего брата вдруг начинала отражать своим голоском солнечные лучи: