До отверстия в потолке было метров семь. Ноа поймал себя на мысли, что свобода находится очень близко – сразу за стальной обшивкой судна, но для него она была недосягаема. Пленный не мог покинуть клетку и уж тем более трюм. Все, что мог невольник – это мечтать о том, что когда-то выберется из этого места и вновь станет свободным и невредимым.

– Звери? Не понимаю…

– Так называть ублюдков, удерживающих нас здесь против воли, начал не я. Когда я оказался в темнице, это прозвище уже широко использовали, хотя, я считаю, что звери – животные – куда благороднее этих… – заключенный указал на дверь в конце темного помещения.

– Ты боишься этих людей?

– Боюсь ли я? – на его блестящем от пота лице Ноа рассмотрел ухмылку. – Мои переживания, страх, любовь, все чувства остались во мраке вместе с нестерпимой душевной болью. Очень далеко от этого трюма. В комнате с пестрыми обоями, среди ящиков с игрушками, книжным шкафом, полным историй о героях, сказочных существах и волшебстве. В комнате, где когда-то звучал смех, где происходили невероятные события – баталии и путешествия. Комнате моего восьмилетнего сына. Он умер на моих руках прямо посреди своей армии из доисторических ящеров, супергероев и эшелонов техники – самолетов, танков и кораблей. С тех пор я не заходил в его комнату. Я боялся ее так же, как воспоминаний, которые, как мне казалось, поджидали меня там, среди книг, игрушек, постеров и пестрых обоев. Они ждали меня, чтобы броситься в недра сознания и свести с ума! Возможно, комната сына, воспоминания о нем и скорбь – это все, чего я боюсь… – отрешенно произнес незнакомец.

Ноа не знал, что ответить. Выразить свои соболезнования серфер не хотел. По его мнению, соболезновать незнакомцу о потере близкого было неуместно. Вместо этого парень погрузился в размышления. Он давно обратил внимание, что люди, окружавшие его и даже вновь встретившиеся на пути, были несчастны. Их судьбы были сломаны. «Новый мир будто создан продлить страдания. Да, несчастных среди выживших больше, но, оказывается, есть и другие. Земля стала домом и для жестоких, не знающих пощады и сострадания, ненавидящих зверей в человеческом обличии. Быть человеком здесь – значит сгинуть в муках, а хищником – значит жить».

Дверь в трюм с лязгом открылась. В помещение вошли двое. Ноа показалось, что их фигуры были созданы из тьмы, ведь во мраке трюма они не отражали того скудного света, слабо озарявшего лица, стальные прутья и очертания убранства помещения вдали. Когда незнакомцы подошли к клетке Ноа, он увидел в людях некое сходство с волками. Пленник не мог объяснить, что волчьего было в их образах, выхваченных из темноты, но первое его впечатление было таковым.

– Очнулся, – прорычал тот, что повыше.

– Да. Бери его. Нам лучше поспешить. Он не любит, когда Цаво ждет, – проскрипел худощавый, мелкий, сгорбленный зверь.

Мужчины открыли узкую дверь в клетку, выволокли Ноа и потащили пленника за одежду по стальному полу прочь. Было больно, но серфер не издал ни звука. Его объял трепет. Страх парализовал тело. Пытаясь найти помощь, рука бессознательно потянулась к незнакомцу, который все так же ехидно улыбался, глядя из глубины своей клетки.

«Пожалуйста, нет… Зачем?.. Я смогу идти!» – беззвучно молил он, пока люди-звери волокли жертву по длинным коридорам и вверх по лестнице к большой, такой же темной, как и его темница, яме.

Это был прямоугольный резервуар, в который сверху нисходил бледный свет из прорези в палубе. В этом свете Ноа увидел множество человеческих силуэтов. Деталей было не рассмотреть, так как люди располагались на фоне света. Там, среди галдящей толпы, он увидел пару, стоящую в стороне от остальных. Это были мужчина и женщина. Узник на мгновение задержал на них взгляд. Женская фигура показалась знакомой Ноа. В отличие от всех, воинственно поднимавших руки с оружием вверх, она, вероятно, закрывала лицо, чтобы не видеть происходящего. Будто ей было чуждо лицезреть происходящее на корабле. Словно женщина не разделяла животные взгляды обезумевшей толпы.