Я не хотела и не могла быть для Стаса в равной степени как «нормальной девчонкой», так и «боевой подругой». Я до сих пор ощущала себя некомфортно при одном лишь упоминании о героине, и сама остро нуждалась в адекватном окружении, так что известие о смерти моего бывшего сожителя неожиданно дало мне надежду на безгероиновое будущее. Истинный наркоманский эгоцентризм, он в крови, он в каждой клеточке, он неизлечим и неистребим, но то, что я так охотно констатировала у себя его наличие, уже показалось мне хорошим признаком.

В память о Стасе я позволила себе на секунду приоткрыть завесу прошлого, однако, нахлынувшие воспоминания, внезапно оказались эффективнее любой антинаркотической блокады. Я вдруг почему-то вспомнила именно тот момент, когда мы со Стасом жестоко подрались из-за дозы дезоморфина, и он с размаху приложил меня головой о дверной косяк, а сам наглухо заперся в ванной, казнил себя там с полчаса, а после того, как не сумел попасть ни в одну вену, вынужден был просить меня поставить его в шею. Его левая рука уже тогда выглядела сплошной заживо гниющей плотью, газовая гангрена – вполне закономерный исход… Черт, это было слишком даже для проклятого ретроспективного анализа.

Пару дней я была погружена глубоко в себя и с трудом заставляла себя реагировать на внешние раздражители, а потом понемногу ожила и уже больше не выпадала из реальности. Походил к концу третий месяц лечения, пора было подумать и о себе.

Я прекрасно отдавала себе отчет в том, что никогда не стану прежней, и четыре года дружбы с опиатами не прошли для меня бесследно, но, вероятно, мой вечно халтурящий ангел все-таки напоследок подсуетился, и по сравнению с некоторыми товарищами по несчастью я находилась не в таком уж и плохом положении. Во-первых, мне удалось благополучно избежать заражения СПИДом и прочими типично наркоманскими болезнями, несмотря на то, что я была грешна в использовании чужого шприца, а во-вторых, у меня осталась трехкомнатная квартира в центре столицы, продав которую, я надеялась не только приобрести скромненькую жилплощадь где-нибудь в микрорайоне, но и на оставшиеся деньги безбедно перекантоваться до завершения процесса социальной реабилитации.

Для того, чтобы не выделяться на общем фоне, как пингвин в стае розовых фламинго, мне пришлось еще и заново учиться говорить. Звучит смешно, но так оно и было. Общение с лечащим врачом Михайловым по прозвищу Потапыч, моментально выявило, что за исключение всяких «чеков», «баянов» и прочих лексических единиц, обозначающих сопутствующие наркопотреблению понятия, мой словарный запас был так же скуден и убог, как продовольственные запасы во время массового голодомора. Я была бесконечно признательна всем тем, кто разглядел в деградирующей наркоманке когда-то умную, начитанную девочку, окончившую школу без единой тройки в аттестате и с блестящими результатами вступительных экзаменов пополнившую студенческий контингент ведущего столичного университета. Потапыч таскал мне книги из дома и по прочтении заставлял меня пересказывать ему содержание, он обсуждал со мной новости экономики, политики и культуры, он решал со мной кроссворды и логические задачки и радовался каждому моему достижения больше меня самой. Уже почти перед выпиской я, наконец, смогла по достоинству оценить, насколько гуманным был вынесенный мне судебный приговор: принудительное лечение, яростно отвергаемое мной на этапе поступления в стационар, дало мне второй шанс, и с моей стороны было бы высшим идиотизмом его упустить.

Я вышла за ворота наркологии ранней весной и бодро пошлепала домой по черному изъезженному снегу. Пронзительно яркий свет с непривычки бил в глаза, и я подолгу стояла в неподвижности, пытаясь приспособиться к бешеному ритму миллионного города. По пути к автобусной остановке мне несколько раз отчаянно сигналили спешащие водители. Я пребывала в таком смятении, что элементарно забывала следить за переключением сигналов светофора, но к счастью, все обошлось без происшествий, и в центр я доехала достаточно быстро, правда до того засмотрелась из окна на мир, в котором мне отныне предстояло жить полноценной жизнью, что чуть было не пропустила свою остановку.