Нельзя сказать, чтобы мне было обидно за свою ненужность, хотя, иногда у меня в сердце что-то и ёкало при виде нагруженных пакетами с продуктами домочадцев, тщетно пытающихся докричаться до своих непутевых родичей с улицы. Принимая во внимание, что наше отделение располагалось на втором этаже, послания доносились до адресата в основном в форме нечленораздельных выкриков, однако эмоциональная окраска последних не позволяла усомниться в искреннем беспокойстве за состояние оступившихся детей и супругов. Изолированные от семей пациенты с чистой совестью жрали домашние разносолы и коллективно обсуждали свое недалекое будущее, причем, процентов шестьдесят было озабочено не поиском работы, восстановлением разрушенных отношений и репетицией слезного покаяния перед обворованными родителями и зараженными гепатитом женами, а преимущественно муссировало извечный вопрос из серии « как ширнуться и не спалиться».

После участия в этих беседах мне снова начинали сниться «героиновые сны» – цветные и объемные, будто стереофильмы, они червем сомнения вгрызались в мой мозг и заставляли оживать тщетно подавляемые воспоминания. Наркоман может легко забыть свою первую любовь, но своей первый кайф он не забывает никогда, и, «отмотав» примерно половину срока, я неожиданно осознала, что лечение заключается именно в борьбе с отголосками прошлого, пустившими метастазы по всему организму и настойчиво требующими повторения уже однажды испытанных ощущений. Я научилась сражаться с этими могущественными призраками их же собственным оружием – я сама пробуждала воспоминания, но намеренно освежала в памяти самые страшные мгновения своего сосуществования с героином. Нет, я не перестала видеть сны, но из вызывающих почти физическое влечение наваждений они превратились в обыкновенные ночные кошмары.

Абстрагироваться от будоражащих душу разговорах о наркотике оказалось не так-то просто, но я это сделала. Маленькая, но очень значимая победа меня невероятно окрылила, и на подъеме мне захотелось окончательно разорвать связывающие меня с героиновым безумием нити. Наверное, поэтому я и позвонила Стасу, сначала к себе домой, а потом, когда никто не взял трубку, набрала номер мамы-учительницы.

– Стас умер, – отчужденно сообщила мама, и я вдруг явственно представила ее согбенную от горя фигурку и то навсегда застывшее на ее морщинистом лице выражение непередаваемой боли, с которым она произнесла эти страшные слова.

– Передоз? – таким же безжизненным тоном уточнила я, прислушиваясь к своим внутренним ощущением и с ужасом диагностируя у себя прилив кощунственной радости.

– Заражение крови после газовой гангрены, – коротко бросила мама- учительница и отсоединилась, а я осталась наедине с охватившим меня чувством облегчения.

Это была высшая стадия эгоизма, гиперболизированная и раздутая до размеров дирижабля, запредельная жестокость, помноженная на уродливую деформацию способности к сопереживанию и состраданию, но я осмысленно шагнула за грань, и меня это не испугало, лишь чуточку покоробило, а потом и вовсе резко отпустило. Нет Стаса, нет героина, нет прошлого – примитивная логическая цепочка. Я боялась, что не смогу начать новую жизнь, если мне придется вновь столкнуться со Стасом, я боялась, что не сумею отказать именно ему, когда в его руке обязательно появится шприц.

Наркоманские семьи – это квинтэссенция самораспада. Соскочить с иглы реально только вдвоем, завязать поодиночке столь же невозможно, как и выдувать мыльные пузыри в открытом космосе. По моим наблюдениям, ангел-хранитель не зря являлся небесным созданием мужского пола – парни спрыгивали с героина гораздо чаще и успешней. Не знаю, уж какими мотивами руководствовались жены и подруги законченных наркоманов и объяснялось ли их абсолютное самоотречение высокими чувствами или бабьей глупостью, но эти самоотверженные женщины безоговорочно швыряли на алтарь свои искалеченные жизни, нередко взамен получая черную неблагодарность и целый букет разноплановых болячек. На мой взгляд, конкретно подфартило тем наркоманам, которые до полной потери человеческого облика успели подцепить нормальную девчонку, до сих пор помнящую, каким ее муж был до героина и изо всех сил старающуюся вернуть эту порой, к сожалению, безвозвратно потерянную для общества личность. Кому-то это удавалось, а кто-то сам скатывался в пучину созависимости.