С этого момента все закрутилось так стремительно, что Влада совершенно потерялась в вихре чувств. Отныне Ярослав был в ее мыслях всегда: на работе, во время одиноких вечеров у печи, на встречах с родными и подругами. Она высматривала его на улице, в теплицах, на обеде. Она ждала встреч с таким упоением, с каким даже в детстве не ждала Нового года. Влада вообще никогда и ничего не ждала так, как Ярослава.
Он стал ее воздухом, ее смыслом жизни, ее путеводной звездой. Она захлебывалась от любви, когда прижималась к нему. Сходила с ума от удовольствия и иногда даже рыдала в его руках не в силах справиться с лавиной эмоций.
Иногда Ярослав был молчаливым и отстраненным. Иногда веселым и смешливым. Иногда страстным и игривым. Иногда пропадал без объяснений, а иногда дожидался ее без предупреждения. И Влада научилась принимать его со всеми его странностями, особенностями и недосказанностями. Он всегда был ее. Таким, какого больше не существовало. До тех пор, пока она не увидела его с …
Влада мотнула головой и сфокусировала туманящийся от слез взгляд. Она сидела на заснеженном берегу промерзшей реки. Пологий берег плавно спускался к водоему. Поговаривали, что в старые годы иногда удавалось вытоптать снег до самого песка, но Влада никогда подобного не видела. На противоположном высоком берегу чернел высоченный сосняк – единственная порода дерева, которой удавалось выживать в вечном морозе, прорастать сквозь снег и обеспечивать дровами весь Инверно.
Прорубь слегка подернулась ледком – кто-то утром уже успел убрать свежий слой. Хорошо, не придется рубить самой. Рядом на санях стояли пустые ведра. А девушка безуспешно пыталась вернуться в реальность из болезненных и одновременно сладких воспоминаний.
Какой бы выбор ни сделал тогда Ярослав, Влада не могла на него повлиять. Хотела, пыталась, выясняла. Кричала и рыдала. Пробовала действовать лаской и злостью, но ничто не работало. И Влада отчаялась узнать, почему единственная любовь в ее жизни закончилась так. Теперь же эта жизнь продолжалась, как и жизнь Ярослава. Вот только они стали параллельными прямыми, которым не суждено пересечься. Они так и будут идти вдоль, постоянно видеть друг друга, узнавать от знакомых и что-то додумывать, но уже никогда не сольются в одно целое. И с этим нужно только смириться. Иначе как выжить в месте, где все друг друга знают?
Влада укрепила полные ведра воды на санях и отправилась в обратный путь. В родной дом, который помнил ее детство, когда девочка возилась с деревянными игрушками на прабабкином полу. Видел ее нелепым подростком, забегавшим в гости. Впускал ее под крышу, когда прабабка умерла, а Владе было жаль оставлять дом на окраине разрушаться под слоем снега. Так в семнадцать лет она начала самостоятельную жизнь со всеми ее горестями и прелестями. Дом помнил девичьи посиделки с хохотом, ядреной настройкой на травах и гаданиями на суженого. Дом принимал нелепые ухаживания потенциальных женихов и ворвавшегося в жизнь Влады Ярослава. Дом видел крики, слезы, шепот, стоны. Дом, кажется, знал о Владе все.
Влада подвинула ведра ближе к печи, где дотлевали последние поленья, и покрепче закрыла заслонку. Пробежалась глазами по развешенным под потолком травам, завернула несколько пучков в ткань и сунула за пазуху полушубка. К маме без чая – никогда. Сейчас ее наверняка начнут потчевать пирожками с зайчатиной и приговаривать, что дочь соврем бледная и худая. Надо чем-то подкупать заботливую родительницу.
Влада улыбнулась. Сейчас как никогда хотелось побыть в обществе людей, с которыми тепло. С которыми вновь возникнет то самое чувство дома, которое сначала дал, а потом отобрал Ярослав. Мама даже предлагала Владе перебраться к ним, но любить родных куда проще на расстоянии, и девушка отказалась. Все же было в ее свободе что-то пронзительно пьянящее. Что-то, что не променяешь на уют и заботу.