Путаясь в словах, она поведала колдунье свою просьбу.

– Все понятно, – глубоко вздохнула Луана. – А что ночью-то пришла?

– Днем боязно, могут увидеть. Тятя у меня строгий.

– Да знаю я твоего отца и деда знаю. Бабку твою лечила, но не все в моих силах.

Колдунья, громко кряхтя, поднялась, посмотрела девушке в глаза, принесла из-за печи прядь черных волос, срезанные человеческие ногти и положила на стол, оттуда же достала кружку с засохшей кровью.

Увидев это, Татьяна затряслась от страха. Она была готова убежать прочь, но ноги ослабели и не слушались ее.

Старуха посадила гостью за стол, сама села напротив, долго молчала и неподвижно глядела куда-то в угол хаты, как бы настраивая свои мысли и сознание.

– Вещь какая-нибудь его есть с собой? – словно очнувшись ото сна, спросила колдунья.

– Да, вот кусок холста от сгоревшей рубашки, на пожаре подобрала.

– Не богато, – ухмыльнулась бабка Луана.

Она стала что-то шептать, перемешивая кровь с волосами и ногтями на холсте, что принесла Татьяна.

В какой-то момент девушке стало плохо, спина вспотела, волосы на голове зашевелились сами по себе.

Не помня себя она шла домой по улице. Уже начинало светать. Потом свернула в проулок и, пробираясь через заросли тальника, оказалась в реке. Уставшая и промокшая, выбралась на берег, упала ничком на траву. Отдышавшись, повернулась на спину. Через пелену перед глазами еле виднелось небо. Закрыла глаза – пригрезился Андрей, обнял ее и дышит прямо в лицо: «Свататься приду к тебе, любимая».

Отец запрягал коня в телегу, а глянув на идущую по улице женщину, от неожиданности охнул. В ней он узнал свою дочь и с замиранием сердца наблюдал за ней, возвращавшейся домой неведомо откуда.

– Ты где была? – строго спросил он.

Татьяна равнодушно посмотрела на него, не промолвив ни слова.

Матвей пригляделся и оторопел. Лицо дочери осунулось, глаза ввалились. За ночь так переменилась. Спина у него похолодела, стоял и двинуться не мог.

– Иди в хату, – с трудом проговорил он.

Ольга копошилась возле печи. Матвей присел к столу, его длинные руки заметно подергивались:

– Вот, мать, надо бы дочке допрос учинить, где-то всю ночь была, только вернулась. Вся мокрая и вид как у очумелой.

Из-за занавески вышел маленький Федька:

– Тятя, что есть будем?

Матвей закашлялся. Ольга, гремя глиняными горшками, все еще не могла сообразить, что произошло. Она пристально поглядела на дочь. Ей стало не по себе. Поежившись, она спросила:

– Ты что, к ведьме ходила?

Татьяна кивнула.

У матери от нахлынувшего волнения вспыхнуло лицо, заколотилось сердце, душу обожгла тревога. Она схватила ухват и решительно двинулась на дочь, собираясь огреть ее.

Та испуганно вскрикнула:

– Матушка, не надо!

В этот миг Матвей твердой рукой схватил ухват и аккуратно забрал из рук жены.

– Я тут голову ломаю, а понять не могу… – недоуменно проговорил он. – Зачем тебе это? Ты молодая, красивая, теперь от нее, окаянной, добра не жди.

– Что ж я делаю? – испуганно спросила себя Ольга. Доброта и материнская любовь победили гнев, она заплакала и худыми руками обняла дочь за плечи: – Ты лучше к Ефросинье сходила бы.

– Я была и у нее.

– И что?

– Молиться отправила меня, – она стояла испуганная, бледная, уставшая от бессонной ночи. – Тятя, мама! – слезно вскрикнула она. – Спасите, оградите меня от этой нечисти, я сама не знаю, зачем это сделала… – из глаз ее полились слезы.

– Беда, дочка! – угрюмо пробурчал Матвей и опустил голову.

– Я, милая, ни умом, ни слухом не ведаю, чем тебе помочь, – глаза Ольги испуганно забегали по стенам хаты, и она торопливо перекрестилась на образа.