Прерывисто вздохнув, встала и, отойдя к окну, скрестила руки на груди. Смерила своё чадо осуждающим взглядом и, склонив голову набок, скомандовала:

– Собирайся. Поехали немедленно!

– Куда? – округлив глаза, буркнул сын и, покачав головой, попытался меня успокоить: – Если ты по поводу работы, то из клуба меня не уволили, а учёба… Я что-нибудь соображу.

Опять этот чёртов клуб! Уж лучше бы оттуда выперли, чем с учёбы. Я изначально не одобряла выбранное им место работы, как раз таки из-за боязни, что без драк не обойдётся.

Денег, что Вадим зарабатывал в ночные смены, едва хватало на долю в оплате за съёмную однушку, проезд и еду, но сын успокаивал, что это временно. Правда, это всемогущее «временно» слегка затянулось…

– Соображалка ещё не отросла, – фыркнула я и, поджав губы, пояснила: – К ректору поедем. Буду унижаться, лить слёзы и умолять, но диплом ты получишь.

– Ну ма-а-ам…

В такие моменты хотелось взяться за ремень. Я смотрела на своего великовозрастного балбеса и в очередной раз искала причины его неудач в себе.

Его папаша жизнью сына интересовался примерно… никогда. Мы поженились на последнем курсе, и спустя многие годы наша история казалась абсолютно банальной. Общие друзья, шумные вечеринки, драйв, влюблённость, горячий роман, поспешный брак, а потом…

Мы впрыгнули в вагон семейной жизни почти на ходу, не успев узнать друг друга получше. Как говорила моя мама: «гормоны слепешили». Совершенно разные, в одном пространстве мы частенько раздражали друг друга, но все проблемы решали сексом.

Кто же знал, что это путь в никуда…

Первый опыт – это чаще всего горячо, волнительно и больно. Но в итоге я забеременела, а сразу же после рождения Вадима муж сказал, что просто не готов. И ушёл…

А мне то, что делать? Обратно не засунешь.

Вот оно моё персональное счастье и испытание в одной мордахе. Сидит, что-то мямлит, а я опять виню себя. Что наросло, то наросло, зато моё.

– Не обсуждается, – повторила строго и, направившись к двери, добавила: – Одевайся и вызови такси, я быстро.

Рабочий наряд пришлось сменить на что-то поскромнее, но колготки с затяжкой переодевать не стала. Мы бедные и несчастные, именно такого образа я собиралась придерживаться. Что с нами делать? Понять и простить…

На всякий случай прихватила с собой тощую заначку, но переживала, что мои скромные накопления проблему не решат. Вадя ворчал, что против моей затеи, но, поймав многозначительный взгляд из разряда «мама в ударе», всё же заткнулся.

В ожидающем у подъезда такси оказался утренний водитель. Узнав меня, он чуть не вдарил по газам, но я намеренно обошла машину спереди и, улыбнувшись максимально добродушно, скользнула в салон.

При сыне таксист не стал упоминать утренний инцидент, но, видимо, решив отыграться, долго возил нас кругами. Собрал все пробки и, содрав с меня двойную плату, умотал, окутав нас облаком выхлопных газов.

Ректор нас уже ждал, и, похоже, давно. Откинувшись в кресле, сложил руки в замок и, смерив Вадима сканирующим взглядом, расплылся в широкой улыбке.

– По какому вопросу? – проворковал притворно приветливо, а я, не спрашивая разрешения, плюхнулась в свободное кресло.

– Полагаю, вам прекрасно известно по какому, – ответила спокойно и, кивнув на понурого Вадима, приступила к главному блюду без всяких вступлений: – Понимаю, что мой сын виноват, но отчисление за полгода до диплома – это жестоко. Не находите?

– Я нахожу… – копаясь в каких-то бумагах, нараспев протянул ректор и, выложив передо мной больничную выписку и внушительный список процедур и лекарств, продолжил: – Нахожу, что оказал снисхождение вашему сыну. Например, не подал заявление в полицию, а это могло повлиять на его жизнь куда серьёзнее.