Тогда было много недовольных, и два первых послевоенных десятилетия оказались тяжелыми для всех, особенно для Севера. Французы подписали какой-то хитрый документ и закрыли границы на пятнадцать лет, тем самым сохранив страну целостной. Весь юг, во время войны резко изменивший свое отношение к соседям из Северной Африки, оказался в выигрыше и, сохранив самостоятельность, настроился на процветание. В 1910-е туда рванул поток иммигрантов, который был быстро и резко пресечен объединенным правительством Испания-Италия-Греция. С сороковых годов осесть там стало практически невозможно, даже оформление туристической визы требовало немалых затрат. В это время Западная Европа и Север медленно двигались по наклонной к полному падению экономики, и ситуация зашла так далеко, что остановить это было уже невозможно. Страны-спонсоры построили у них мосты, шоссе, новые школы, но все это приходило в негодность из-за отсутствия внутреннего финансирования: не хватало государственных денег на починку того, что стало неисправным, а местные богачи крайне редко готовы были открыть собственный кошелек ради улучшения жизни в городах. В этом отношении Виктор Гейнсборо с его благотворительностью и поддержанием Калле в чистоте и порядке был исключением: в маленьких городах обычно никто не заботился об уборке улиц и ремонте домов. Ее отец рассказывал, что как-то сел в поезд, отправлявшийся из столицы в восточную часть страны, и понял, что это тот самый поезд, на котором он впервые поехал в университет – это было тридцать с лишним лет назад. Все шло к коллапсу, к огромной вспышке. Именно к этому и стремились «друзья».

В пятидесятые, когда более крупные соседи стали присоединять территории полугосударств, «общество» предприняло ряд акций, которые правительство назвало террористическими. Организация сразу же оказалась вне закона.

Их листовки появлялись на порогах школ и колледжей, в университетских аудиториях, у каждой двери в бедных кварталах, в душных канторах, где день и ночь пахали отчаявшиеся отцы семейств. Они утверждали, что борются за свободу, за независимость страны, которая может окончательно потерять право голоса в решении международных проблем, страны, которая может оказаться лишь незначительной частью крупного Сообщества, относящегося к ней как к ненужному органу, сохраняя ее лишь из-за возможности использовать ее природные ресурсы. Они считали, что обычные люди заснули и не могут пробудиться ото сна, мешающего им трезво оценить ситуацию и начать борьбу за свои права. Чтобы «разбудить» в людях желание бороться, ОД за десять лет подорвало восемнадцать зданий, два моста, вывело из строя несколько поездов. Несколько раненых, но ни одного убитого. У «друзей» не было цели убивать людей. Они хотели подорвать устои пассивного общества, не способного на открытые действия. Никто не знал, сколько людей состоит в «обществе», сколько их точек разбросано по стране и соседним территориям, вообще насколько обширна их сеть. Поговаривали, что у них есть свои люди во всех городах – и на островах, и на материке. Мало кто в это верил, большинство горожан старшего поколения предпочитали вообще не поднимать эту тему, особенно при молодежи: они боялись, что их дети тайно симпатизируют «друзьям». Валери начала думать, боится ли ее отец того же, ведь он ни словом ни обмолвился об «обществе» после той ночи.

До отправления парома оставалось полчаса, когда Валери потащила свой чемодан на борт. В камере хранения, где она его оставила утром, вышла из строя система блокировки, и поэтому ячейку открывали, по ее ощущениям, дольше, чем Америку пятьсот лет назад. Ей пришлось понервничать. Еще одна ущербная деталь в мозаике дня, который становился вязким, бесформенным, тянущимся к провалу.