К парадному кителю, шинели пришивались погоны. Каждую вещь подписывали, рисуя хлоркой на подкладке прямоугольник. Фамилия, дата выдачи и еще должна была быть какая-то запись, но сержант забыл, что именно.

Ибрам долго и терпеливо объяснял, как и где подписывать. Солдат с редкой фамилией Филимон написал ее на погонах бушлата. Ибрам при виде испорченных погон вскипел. Самым ласковым выражением в его речи было: «Маймуны х…ы». Затем он как-то резко успокоился и, глядя на Филимона, почти ласково сказал: «Что ж ты глупый такой».

Погоны к шинели и парадке выдали морские черные с буквой «Ф». Может Филимон подумал, что это от его фамилии, а на бушлате просто пришиты погоны защитного цвета без буквы – упущение? «Ф» – казарменные юмористы расшифровывали как «Филин» – «Днем, значит, спит, а ночью ой что творится!». Кто-то сказал, что Филимон, в чем-то прав, когда написал свою фамилию на погонах. Так хотя бы понятно с кем имеешь дело. В общем-то «Ф» – значит просто флот. Отряд входил в состав Черноморского флота.

К петлицам прикрутили эмблемы военно-строительных войск с изображением бульдозера, молний, якоря и еще нескольких мелких деталей. Называется в среде военных строителей просто «трактор». Отбой сержанты стали как-то вяло проводить. С одной стороны обучение закончилось, с другой «духи» здорово натренировались и процедура «взлет-посадки» не могла принести столько радости сержантам от неуклюжих действий «духов».

Как-то глубоко после отбоя Куликова разбудил Морбинчук.

– Володя, Володя, – тряс он Куликова за плечо, – да проснись ты, наконец.

Куликов приподнялся, опираясь на локоть, и, ничего не соображая, смотрел на Морбинчука.

– Давай просыпайся, есть новости.

– Валера? Что случилось? Война?

Морбинчук задал встречный вопрос:

– Ты умеешь на машинке печатать?

– Одним пальцем печатал, – ответил Куликов, все еще плохо соображая, где он.

– Ерунда, научишься, все ж лучше, чем на стройке пахать. Я тебе место нашел, на машинке стучать в Управе. Я там работаю, пропуска выписываю, а по вечерам телефонограммы передаю. Димка Камышин на коммутаторе сидит, тоже непыльно. Вадик Соболь – сантехник, целыми днями в подвале спит. Феля Дорман, этот спец по компьютерам, офицеры в них почти поголовно профаны, на него смотрят как на бога. Еще Толстый с нами работает…

– Валера, – взмолился Куликов, – что от меня требуется, жутко хочу спать.

– Подожди спать, для тебя это шанс не попасть на лопату. Еще не раз спасибо скажешь.

– Я же печатать практически не умею.

– Буквы, знаешь?

– Буквы, знаю.

– Ну, вот. Они там написаны только дави, да дел-то на копейку. Лучше им все равно не найти. К тому же, пока они разберутся, пройдет полгода. За это время зайца можно научить курить, а уж рядового военного строителя с университетским образованием на машинке печатать – тем более. Это все ерунда, главное, там можно не опасаясь хранить свои вещи. Побрился, одеколоном побрызгал – жить хочется. Посылки самому получать, а не с прапором ходить и еще с ним делиться. Мало ли благ, потом поймешь. Единственно – в Управе продать нечего, на стройке материалы – живые деньги. Ты воровать-то не умеешь, на стройке делать нечего.

– Воровать не умею, это точно. Даже своего не сумел сохранить. Позавчера пропала зубная паста и щетка.

– Володя, все это мелочи. В Управе никто ничего не возьмет. Так как, согласен?

Морбинчук достал лист бумаги и авторучку.

– Специально взял с риском, что сопрут за ночь.

– Учитывая, что на все время и случай, а я жутко хочу спать, то я на все согласен. Пиши.

Морбинчук записал фамилию, имя Куликова, где учился, возраст, семейное положение.