После мероприятия «духи» отправились в «культпоход» на Малахов курган, расположенный, что называется в двух шагах от Горпухи. Куликов впервые за последние две недели (и каких недель) вышел за ворота части. Какие-то люди спешили по своим делам, относительно свободные люди в гражданской одежде. Куликов даже сказал Хлебникову: «Смотри Саша, люди идут. Без охраны. Мир-то не рухнул оттого, что мы попали…». Куликов стал подбирать слово, куда попали… Хлебников, ответил: «Да, хрен бы на них, нам отслужить и вернуться домой».

Подошли к подножию Малахова кургана, Малашки. Крымская зима сделала его неприветливо серым. Лысые скелеты деревьев, посаженные знаменитостями, посетившими Севастополь, как-то тоже не вдохновили Куликова. Ему самому это показалось странным. Легендарное место, политое кровью нескольких поколений защитников родины, а не вдохновляет. Что уж говорить о других солдатах, которые даже не слышали о кургане, для них это вообще пустой звук. Как и то, что есть предместье Парижа, которое называется Малакофф, как и их стройбат Малашка-Горпуха. Куликов подумал, что ему не кажется теперь странным, что на Малашке в 1917 году матросы двух эсминцев расстреляли всех своих офицеров, как повел бы себя их стройбат, случись 1917 год? И тут же, где то на Малашке покоятся останки белогвардейского генерала Дроздовского. Его, похороненного в Екатеринодаре (Краснодаре) вывезли отчаянные дроздовцы из города уже занятого красными и перезахоронили на Малаховом кургане. Что удивительно и те и другие были русскими людьми.

На вершине, на стене оборонительной башни, среди множества перечисленных частей защищавших Малашку от англо-французов в Крымскую войну Куликов прочитал:

– Саперный батальон. Арестантские роты. Вот Саня, считай это пращуры нашего стройбата, и мы должны быть достойны их славы, наших дедов и прадедов. – Вокруг Куликова стали собираться солдаты, послушать «дядю Вову» (такую кличку они дали Куликову). Заметив, что подбирается аудитория, Куликов с еще большим пафосом продолжал. – В этот, без преувеличения, знаменательный день принятия присяги, мы стоим на месте, политой кровью и потом. И мы должны гордиться и гордимся…

Тут подошел прапорщик Ганшин и сказал:

– Куликов, тебе в замполиты нужно идти.

На, что Куликов заметил:

– Пока не достоин такой чести, это большая ответственность, о людях

бескорыстно хлопотать. – Солдаты засмеялись, это «хлопотать», им сразу напомнило замполита Хлопотуна. Ганшин, видимо тоже понял, на что намекает Куликов и улыбнулся.

На следующий день Хлебников и еще несколько «духов», отобранных учиться на крановщиков, уехали в Одессу, где была соответствующая учебка. Хлебников на прощание обещал написать письмо. Куликов впал в меланхолию от этой новости. Он как-то привязался к Сашке, с которым сдружился, вместе призывались и вот словно одна из ниточек, связывающих с домом, оборвалась.

Карантин закончился, теперь «духов» должны были распределить по рабочим ротам. Вопрос, куда пошлют? Многие успели найти в ротах своих земляков, что для «духа» очень важно, все какая-то поддержка.

Если земляк из «блатных» или «приблатненных», то за таким «дух» как за каменной стеной. Куликову было все равно, куда пошлют. Он решил, что на месте будет видно, как устроиться. Фатализм – был частью его характера.

Целыми днями «духи» приводили в порядок обмундирование. Обмундирования на каждого солдата приходится много, это и зимняя и летняя одежда, шинель, китель, бушлат-телогрейка, разные штаны-брюки, сапоги и ботинки, шапка и пилотка, даже платки предусмотрены, только их редко кто требует, но они есть в огромных количествах.