Пересаживаюсь в конец вагона, складываю руки на груди, зарываюсь в себя, натягиваю капюшон до предела и молю бога, чтобы быстрей выйти отсюда.

«Ох, Милка, знала бы ты, на что я иду ради тебя? Не могу я оставить тебя одну в этот день, не могу.»

Выхожу на станции и шагаю в свою квартиру, осматриваюсь, чтобы не попасться блюстителям закона. Забегаю домой, чтобы принять душ и погладить рубашку.

«Помню, что ей нравится голубой. То, что надо для парадных штанов. Только не заставляйте надевать удавку, даже ради неё не стану.»

Смотрю на себя в зеркало.

«Бля, да я так вырядился последний раз на выпускной из университета. Черт, нервы на пределе. Опять туда возвращаться. Опять к ней. Прости, Мил, прости».

«Выхожу из дома, как медный таз сияю. Не вижу, но чувствую. Такое дурацкое чувство, будто червячки внутри под кожей ползают. Сердце ухает, в животе откликаясь… Да, что с тобой, старик. Соберись уже».

У её дома захожу в цветочный салон и беру охапку белых роз.

«Не самых больших, но средних с большими бутонами, просто класс, а главное свежие и ароматные… Долго будут радовать её, да, и я, в том числе. Сегодня стопроцентно, дам ей то, чего хотим мы оба».

Выхожу из магазина в приподнятом настроении и полный предвкушения. Нужный подъезд замаячил на горизонте… и на тебе, менты. Пузан и дрищ. Сливаюсь со стеной в арке. Понимаю, что так только привлекаю их внимание, но что поделать, рефлекс. Перебежками от куста до дерева добираюсь до подъезда Милы. Хорошо, что около него никого нет. Ныряю за дверь и выдыхаю. Отряхиваюсь и поднимаюсь на второй этаж. Вот и заветная дверь.

«Дрожу, как осенний лист на ветру. Вдох-выдох, выдох-вдох… И мы опять играем в любимых…» – на автомате пронеслось в голове.

Нажимаю на звонок. Секундная заминка длиною в вечность… и вот, она стоит на пороге.

Я язык проглатываю. Завитые локоны обрамляют накрашенное лицо.

«Такие выразительные глаза, губы, ресницы. Блин, никогда таких не видел. Рухну сейчас в обморок, голова кругом. Спускаюсь плавно взглядом и мама-миа, держите меня семеро. Все её прелести… Грудь… вы видели эту грудь?» – думаю я и сглатываю так громко, что, наверное, и она слышит.

– Господи, – шепчу я.

– И я рада тебя видеть, – смущается она и впускает меня в квартиру, забирая букет, – спасибо, они прекрасны.

Она целует меня в щеку, и я столбенею, прям как она, от неожиданности. «Хотя, какая неожиданность, мы же целовались… так, ладно…»

– Мой руки, а я поставлю цветы в вазу.

«Какие к черту руки. Её спина, бедра в этом тёмно-бардовом коротком обтягивающем платье с полупрозрачным верхом и с синим топом сверху. Держись, Димас, держись!»

Споласкиваю руки в ванной и появляюсь, как раз вовремя на кухне. Мила лезет за вазой, ближе не нашла, как на самом верху кухонного гарнитура. Лезет и оступается… и, если бы не я, то… Одним словом, ловлю её. Она цепляется за мою шею и вот её губы, такие огненные и сладкие, так опасно близко.

– Ты это, осторожнее, а то, как бы похороны отмечать не пришлось, – мы смеёмся, и я усаживаю её на стул, – Давай, я сам.

– Тогда я на стол накрою, – снова надевает шпильки и идёт к холодильнику.

Пока я занимаюсь цветами и ставлю вазу с ними в середину стола, Мила успевает заставить этот же стол тарелками с закусками и салатами.

«Она что всю ночь у плиты простояла».

– Смотрю, я не первый, – бросаю взгляд на тумбу в углу кухни.

На ней стоит не столь роскошный букет, как мой, но факт остаётся фактом.

– Это от родителей. А ты, что приревновал что ли? – тыкает меня в бок и смеётся.

«Смеётся она, вы только гляньте. Фифа какая. Но права ведь. Вообще хватку теряю».