Во тьму его запертых на семь замков желаний. В вязкую обжигающую кислоту его странной и опасной любви. Балансирование на лезвии ножа под знаменами победившего безумия. Под ликующую песню проснувшегося Зверя, которого несправедливо обезличили до полного Ничто(жества).

Он так и не пришёл к ней этой ночью. Не мог слышать сдавленных рыданий и всхлипов, но чувствовал кожей каждый удар ее сердца и надрезы душевной боли. Почти признался себе, что попросту испугался. Испугался того, что не справится. Никто прежде не мог заставить его чувствовать боль так, как будто она принадлежала ему.

Сейчас боль и страдание прошедшей ночи таяла под первыми робкими лучами солнца, пытающимися разорвать густую пелену тумана. Может, у них бы это получилось, если бы было больше времени, но природа решила не давать второго шанса. Вновь затянула небо серой пеленой, предвещающей скорый снег.

А Штейру и Асе сейчас было не до погодных выкрутасов. Мир за пределами прихожей могло сковать льдами вечной мерзлоты за считанные секунды, сжечь в рухнувшем с небес пламени, затопить мощным цунами - никакая сила не заставила бы их оторваться друг от друга. Ася таяла в мужских объятиях, истекая каплями капитулировавшей воли, открывалась навстречу рукам, губам и глазам, которые держали крепче любых ремней и цепей. Робко, словно стремясь погасить ярость мужчины, скользила пальцами по его затылку, погружая в его волосы, сдавлено охая в губы, когда поцелуй выходил за рамки нежности и причинял легкую боль. Штейру до безумия нравились ее стоны, неосознанное сопротивление, с которым она боролась из последних сил. Это в буквальном смысле сводило его с ума.

Едва не разорвав блузку девушки, стянул ее вниз, обнажая хрупкие белые плечи и грудь, прикрытую кружевом изысканного белья. Ассаи так стремилась усладить его взор видом этого черного невесомого соблазна. И понятия не имела, что не нужны ей подобные ухищрения. Что заставляет его член деревенеть от одного только робкого взгляда испуганной, но такой отчаянной решительной девочки. Что один ее поцелуй стоит десятка мастерски исполненных фелляций. Что ему будет мало вечности, чтобы насытиться ею до полного изнеможения.

Это проклятое кружево мешало ему. Кололо язык, не давало распробовать потрясающий вкус ее кожи. И тогда в ход пошли зубы. Монстр вырвался на волю, терзая полотно ни в чем не повинной ткани, а его владелец радовался такому препятствию, понимая, что не будь бюстгальтера - впился бы зубами в нежную кожу своей внезапно возникшей тайны. С трудом сдержался, чтобы не оставить следы несдержанных укусов на холмиках ее упругой груди. И поцелуи имели свойство жалить и метить автографами полноправного хозяина.

Он никогда не сможет насытиться ею. Никогда его разум не будет в безопасности в такой непосредственной близости от любимой и желанной женщины. Бесхитростное признание, за которое многие продали бы душу дьяволу... не догадываясь, что он сам и есть воплощение дьявола. Князь Тьмы, настолько сроднившийся с маской благородного воина и защитника, что иногда сам не мог отличить эту маску от своей истинной сущности. Даже в этот момент.

Когда делал над собой усилие, чтобы не овладеть Асей прямо в прихожей - разорвав по шву брюки, впечатав ладони в гладкие панели бука, желая вколачиваться в ее податливую плоть, удерживая запястья в стальной хватке. Пожалел на этот раз: его нежный ангел уже и без того настрадалась прошедшей ночью, чтобы пережить унижение подобным насилием.

Стараясь придать всем своим действием мало-мальский оттенок нежности, поднял ее, растерянную, ошалевшую от поцелуев, на руки. Ни о какой нежности в среднестати