Повернул голову и посмотрел на своё отражение в зеркале на стене. Чёрные круги, как у наркомана, залегли под глазами, проступили морщины, хотя я совсем молод, мне всего-то тридцать два, но хуже всего взгляд — на меня смотрели глаза старика.

— Уж лучше бы не видел, — невесело пошутил я.

Пока разглядывал отражение, начальница сделала кофе себе тоже и устроилась в кресле прямо напротив меня.

— Итак? — вопросительно подняла она одну бровь.

— Что? — не понял я.

— Рассказывайте, что произошло на вчерашнем дежурстве.

— О чем вы? Дежурство как дежурство, — сделал вид, что ничего не понимаю, глотая обжигающий терпкий напиток.

— Ой ли, — сощурилась женщина. — А вот Илье Артёмовичу так не показалось.

— Что он вам наплёл? — начал раздражаться на друга я. Бессонная ночь не способствовала благодушию.

— Мне больше хочется узнать вашу версию событий, — мягко сказала главврач.

— Вы о чем?

— О пациентке с кардиомиопатией, — спокойно объяснила Ирина Николаевна. — О Беловой.

— Что вы хотите узнать? — вздохнул я, понимая, что она от меня все равно не отстанет.

— Все. Начните с самого начала.

Я снова недовольно вздохнул и принялся рассказывать, что произошло с того момента, когда Белова поступила в отделение. Главврач сама остановила меня, когда я заговорил о реанимационных мероприятиях.

— Здесь подробнее.

Я скривился. Не хотел на этом задерживаться. Собирался дальше рассказать о том, как после возвращения пульса повёз пациентку в операционную и там, диагностировав ей кардиомиопатию, провёл внутриаортальную баллонную контрпульсацию. И тем самым спас её жизнь, хотя и не сумел сохранить беременность. Однако Ирина Николаевна упрямо хотела узнать больше о реанимации.

— Что подробнее? — снова сделал вид, что не понял её.

Ирина Николаевна задумчиво собирала пенку со своего капучино маленькой ложечкой.

— Знаете, Алексей Викторович, иногда мне кажется, что я работаю не главврачом, а воспитателем в ясельной группе детского сада, — она недовольно поджимала губы.

— Я все ещё вас не понимаю, Ирина Николаевна, мне что, не нужно было проводить реанимацию?

— Как долго вы её проводили после остановки сердца?

Я нервно прочистил горло.

— Сколько, Алексей?

— Почти десять минут, — наконец сдался я. Как будто она сама об этом не знала! Ведь наверняка уже просмотрела все документы! Что ей от меня сейчас нужно? — Но сердце в итоге запустилось!

— А Илья Артёмович утверждает, что ничто не указывало на то, что сердце ещё сможет функционировать.

— Пусть Гуляев идёт к черту! — наконец по-настоящему разозлился я на него. Ещё друг называется! Будь он сейчас рядом, получил бы по роже. Кажется, главврач каким-то шестым чувством поняла, о чем я думаю.

— Не кипятитесь, Алексей, Гуляев за вас переживает.

— Да что вы все с этими переживаниями ко мне прицепились! — я подскочил как пчелой ужаленный и уже собирался выйти из кабинета, когда был припечатан к полу железным тоном начальницы:

— Сядьте.

Одно это слово отрезвило меня в буквальном смысле. Я медленно повернулся обратно и максимально аккуратно, без резких движений, сел.

— Лёша, — опустила глаза Ирина Николаевна, не переставая недовольно качать головой. — Поймите, дело не в ваших методах реанимации… — она замолчала, как будто долго не могла подобрать нужные слова.

— А в чем тогда? — усмирив злость, спросил её.

— В том… — она закусила нижнюю губу, размышляя. — В том, как, — она сделала акцент на этом слове, — вы это делали.

— Что вы имеете в виду? — не понял я.

Главврач долго не отвечала, словно пыталась сформулировать мысли.

— Ирина Николаевна, пожалуйста, говорите уже прямо! — не выдержал я. — Устал от этих намёков.