– Чего вы молчите, как в рот воды набрали? – стал напирать на новобранцев Мендрик.

– Осознали мы… Искупим вину… Будем бить фашистов… – неуверенно затараторили беглецы.

«Ну наконец-то. Что и требовалось доказать», – вздохнув, подумал капитан, но виду, что доволен происходящим, не подал.

– Так, с вами понятно. А как вы, товарищи, к этому отнесетесь? Простим их на первый раз или все-таки пусть ответят, как положено по закону?.. – окидывая взглядом бойцов, строго спросил капитан.

– Конечно, надо простить… Присмотрим за ними… Пусть берут в руки оружие и идут бить фашиста… Конечно, пусть остаются и идут воевать… – загудела траншея.

– Значит, так тому и быть, – решил капитан и в знак согласия покачал головой. – Ну смотрите!.. – погрозил он по-отечески пальцем. – Имейте в виду: это в первый и в последний раз. Пощады вам больше не будет. Скажите спасибо вашим товарищам, что они поручились за вас.

– Идите получайте свое оружие – и в бой, – распорядился политрук.

– Есть получить оружие, – в один голос прокричали на радостях беглецы и со всех ног рванули к оружейному складу полка. Воодушевленные благополучной развязкой, люди ободрились. Под шутки и смех зашелестела газетная бумага, стали закручиваться цигарки.

– Товарищ капитан, может, нашего табачка закурите? Наша-то махорочка солдатская поядреней ваших папиросок будет, – с улыбкой предложил политруку Артюшин и протянул кисет.

– Ну что же, если так хорошо предлагаете, не откажусь, – засмеялся капитан, принимая угощение. – Табачок хороший… Да! До печенок достает…

Посыпались шутки солдат, довольных тем, что политрук никогда не чурался общения с простыми людьми. Любили его бойцы, он им был как отец родной, заботился, за их спины не прятался; бывало, и сам поднимал солдат в атаку. В период затишья не донимал их лишней политической болтовней, не изрекал патриотических лозунгов и призывов к самопожертвованию с нагромождением громких и непонятных фраз. Говорил простым, доступным каждому солдату языком и, самое главное, горячку никогда не порол. Вот и сегодня капитан постарался сделать все, чтобы не отправлять еще не обстрелянных пацанов в штрафную роту, а решить этот вопрос проще, на месте, в траншеях.

Еще дважды батальоны поднимались в отчаянные атаки, и дважды приходилось возвращаться на исходные рубежи, увеличивая число раненых и убитых. Но теперь Анатолий чувствовал себя уверенней. Тверже и решительней стали его мысли и действия. Страх несколько притупился, да и не так часто он стал кланяться взрывам, свисту пуль и осколков.

Во второй половине дня с тыла вдруг послышался быстро нарастающий надсадный гул моторов. Дружинин повернул голову назад – дымя выхлопными газами, к траншеям приближалось три наших танка.

– Ну что, товарищи… проверим на вшивость фашиста?! – задорно крикнул появившийся в траншеях комбат. – Четвертая рота, приготовиться к атаке! – приказал старший лейтенант, продолжая оценивать боевую обстановку. Восточные черты лица выдавали в нем степняка. Анатолий услышал в речи комбата знакомый акцент. «Скорее всего, мой земляк», – подумал он.

Борамбай Тулепов действительно был казах по национальности, но родом из далекой Омской области.

Увидев командира батальона, Анатолий засуетился. Ему все время казалось, что он не справится с должностью телефониста. Одно дело, когда рядом с тобой сержант, а другое – командир батальона; стыдно будет перед людьми, если у него не получится, а тут, как назло, Никифора тяжело ранило – с ним было надежнее. Рядом с комбатом в траншее появился лейтенант из полковой артиллерии.

– Связист с тобой? – обратился комбат к лейтенанту-артиллеристу.