Петр, Саша, сотоварищи, рассевшись на грудах чувалов, уже не первый час дожидались поезда. Их ожидания оправдались. Зеленый фонарь светофора зажегся, и со стороны Софии показалась голова состава. Челночный люд оживился. Все уже заранее распределились по купе, кто с кем поедет. Саша спрыгнул с насиженного места, и по-хозяйски, вразвалочку, вышел вперед. Остановился у края платформы, воткнул руки в боки. На его лице играла надменная улыбка, а веселые и наглые глаза поблескивали. Петр оставался сзади, он никогда никуда не любил спешить без нужды.

Локомотив приблизился, гоня впереди себя специфический поездной аромат и изрыгая шипение. За ним потянулись зеленые близнецы – вагоны. Одинокие пассажиры выглядывали в окна. На их лицах читалось неподдельное изумление и страх от увиденного зрелища. Очевидно, несчастные мирные пассажиры не предполагали, что эти невероятные груды капроновых мешков мог бы транспортировать какой-нибудь пассажирский поезд. Положение усугублялось тем, что на перроне немного в стороне от группы челноков из Питера расположилась не менее тяжеловесная группа из Москвы, подъехавшая чуть позже. За дверьми некоторых вагонов, в голубых форменных рубашонках, появились проводники. Они смотрели на платформу забросанную мешками, как на неотвратимое стихийное бедствие. Впрочем, оно должно было принести им, помимо хлопот, и неплохую прибыль.

И здесь Саша бросил воинский клич. Обращен он был, по всей вероятности, к временному населению медленно останавливающегося состава:

– Ну что? Вешайтесь! Сейчас все это, – он сделал широкий жест в сторону сваленных чувалов, – будет у вас на головах. Эта перспектива его очевидно веселила.

– Вешайтесь!!! – разносилось над платформой.

Поезд остановился. И неожиданно для Саши, впрочем, как и для Петра, наблюдавшего сцену со стороны, не замедлила последовать и реакция на Сашин зычный голос. Нет, не подумайте, вешаться, конечно, никто не стал. Но из ближайшего вагона показалась массивная косматая голова с кривым носом и ртом искаженным зверским оскалом. Размеры человека внушали трепетное уважение. Резким жестом он широко распахнул дверцу и вперил свирепый взгляд маленьких близко посаженых глаз в толпу, скопившуюся на перроне. Большинство из попавших, под его леденящий кровь взор ощутили тогда нечто подобное тому, что, по видимому, должны чувствовать кролики перед удавом. На мужике была голубая сорочка проводника. Что и говорить, не такого проводника думали увидеть наши коробейники. Тем временем, ужасающая рожа взревела львиным басом:

– Это кто тут выступил?! Я говорю, кто сейчас орал?!!

У Петра промелькнуло: если этому дикарю вдруг взбредет в голову, что крикнул я, очень вероятно, буду растерзан на месте. Холодный страх сковал его движения и замедлил дыхание. Но Петр никогда не уважал это чувство. Взяв тут же себя в руки, он мысленно поблагодарил случай, что не он выкрикнул те роковые слова. Дело естественно на этом не закончилось. За замерзшими секундами молчания последовал долгожданный и в тоже время неожиданный ответ:

– Я кричал!! Я!! – уверенным голосом, но уже совсем не так нагло произнес Саша.

Хоть он и был неудавшийся офицер, но, по его мнению, вполне удавшийся мужик, и промолчать ему в эту минуту, конечно, было нельзя.

Рев со стороны вагона не замедлил прогреметь вновь. Судя по приплюснутому крючковатому носу и стрижке под бобрик, проводник не понаслышке был знаком с боксом, и его ничуть не смутил крепыш Саша.

– А ну-ка, заходи в вагон, покуражимся! Посмотрим, чего ты стоишь!

На это, Саша, без слов, вполз в вагон. Дверь за ним закрылась. Десятки пар глаз, следившие за сценой с перрона, сочувственно посмотрели в след храбрецу.