Тут же откуда-то из глубины квартиры послышался женский голос:

– Кто это?

– Один мой старый приятель, – крикнул Кирилл в ответ.

– Опять?

Тон девушки мне не понравился. Она показалась в коридоре – малорослая, крепко взбитая, с широкими скачущими бедрами. Девушка взглянула на меня и скрылась в ванной.

– Прости. У меня с ней проблемы, – Кирилл почесал крепкий затылок. За несколько лет, что мы не виделись, он заметно прибавил в весе. – Что ты вообще здесь делаешь? – опомнился он.

– Ты же сам меня пригласил. После нашего разговора я собрал вещи и сразу поехал на вокзал.

Кирилл отводил взгляд в сторону.

– Понимаешь, ей не нравится, что я постоянно вожу сюда кого-то. А вчера и вовсе взбесилась. Начала кричать, что уйдет от меня. Знаешь, я очень люблю ее… – и вслед за этим раздался еще какой-то лепет.

Я растерянно смотрел на него и не мог поверить своим ушам.

– Ты ведь не выставишь меня на улицу? – рассвирепел я.

– Слушай, не заводись. Найди, где пристроиться на ночь. А завтра впишем тебя куда-нибудь.

– Какого хера?!

– Мне очень неловко, но я не могу. Я очень рад тебя видеть, но не могу.

– Знаешь, шел бы ты к черту со своей неловкостью!

– Успокойся. Просто найди, где переночевать, а завтра я все устрою.

Я, наконец, смог взять себя в руки.

– Хорошо. Я позвоню тебе завтра, – и я просто ушел прочь.

Весь оставшийся день я слонялся по городу. Он оказался не так уж велик, но, на удивление, запутанно построен. Двигаясь вперед по автомобильной дороге, можно было неожиданно оказаться в тупике или выйти в чей-нибудь огород. Почти по всему городу простирался частный сектор. Дома больше походили на флигели. У каждого была веранда, в каждом дворе – по паре собак. Редко, где одна. Своего пса не имели лишь хозяева самых бедных домов. Дворы были обнесены высокими заборами. Почти у каждой калитки стоял деревянный стульчик. На стульчике – пластиковая бутылка с вином. Странно то, что за ним никто не приглядывал, и я, не сумев удержаться, украл одну.

Потом я пошел к аллее тысячи сосен. Тянулась аллея примерно километра на два. Если идти по ней вперед, выйдешь прямо к питьевой галерее, а потом к долине ручья, сквозь живописный предгорный пейзаж, где воздух был так чист, что у меня закружилась голова. Затем я пошел прямо к северным склонам Кохта, к Пасти Дьявола, которая оказалась обычным ручьем. Место было чудесное, но тропой этой ходило слишком много туристов и зеленное убранство показалось мне оскверненным. Я поспешил убраться оттуда и пошел посмотреть на Дантово ущелье, где местный старик пытался убедить меня в том, что вход в преисподнюю был списан именно с этих мест, и оставил в покое, только когда я сказал, что Алигьери умер в 1321 году, когда здесь еще обитали горцы.

Я вернулся в город и вскоре набрел на местный паб, где просидел до вечера в компании двух подруг, которые приехали сюда отдохнуть. Распрощавшись с ними, я пошел подальше от центра, чтобы подыскать место для ночлега, и остановил свой выбор на небольшой улочке неподалеку от городского парка. Еще издали я заприметил угловатую крышу дома и решил, что в нем должен быть просторный чердак. Попасть на него оказалось нетрудно. Дверь удерживалась крохотным замком, который я сумел сорвать. Из нескольких досок я смастерил себе кровать и уложил на них свой огромный солдатский спальник. Ложе получилось жестким. Доски покачивались и то и дело соскальзывали, стоило мне неосторожно повернуться.

Я открыл банку тушеной свинины и остаток вечера просидел на чердаке. После заката сильно похолодало, и мне пришлось надеть все теплые вещи, чтобы хоть немного согреться. Стуча зубами от холода, я впервые задумался о том, что мою затею нельзя было назвать мудрой, и ворчал про себя: