– Ну, здравствуй, дочь, – он чуть подался вперёд, не понимая, что дальше делать – обнять, или просто дать руку, или выдать распростёртый жест, мол, проходи.

– Здравствуй, папа, – Лида перешагнула блёклое «Welcome», распластала руки в стороны, чтобы обнять отца, но между ними, торя себе дорогу, втиснулась его супружница.

– Давайте уже к столу, водка стынет, – она осклабила маленький рот в улыбке, сверкнула смородиновыми глазками, один из которых чуть косил и казался больше, шмыгнула мясистым носом, нависшим над накрашенными ярко-красной помадой губами, и продефилировала по коридору в кухню, откуда доносились запахи запечённой курицы.

Лида не смогла сходу вспомнить, как зовут жену отца, но память подкинула картинку, как она выглядела на свадьбе. Невысокого роста, приятно полноватая, с вьющимися ниже плеч высветленными волосами и только-только появившейся от употребления алкоголя обрюзглостью. До официальной женитьбы она казалась скромной и обходительной, появляясь в их доме, пекла что-нибудь вкусненькое, ночевать не оставалась. Но так длилось недолго – после пары месяцев встреч отношения были узаконены.

На второй день разгульного веселья по поводу бракосочетания отца Лида узнала много интересных вещей. За столом, в той самой комнате, порог которой предстояло перешагнуть, отец во всеуслышание объявил, что жить они будут здесь и что в доме появилась новая, настоящая, хозяйка. Он торжественно вручил сияющей жене ключи от квартиры и… документы о наследовании его доли имущества. Из напыщенной отцовой речи Лида узнала, что у неё теперь есть мама, что они наконец-то семья! Дядя Витя, приятель отца многолетней давности, дважды свидетель на свадьбах и сосед по совместительству, покрутив пальцем у виска, опрометчиво высказал мысль, что глупо «такой большой девочке навязывать мать и ещё глупее переписывать имущество, лишая дочь наследства, да и вообще, никто не знает, как жизнь сложится». За эти крамольные речи дядю Витю дисквалифицировали как приятеля, низвергли как свидетеля и по-соседски выдворили на его законный третий этаж.

Улучив момент, Лида тоже попыталась поговорить с отцом по поводу их дальнейшего совместного проживания, но разговор не получился, зато скандал назрел капитальный. Зловеще выплеснув под зорким взглядом жены «потом поговорим», он гордо прошествовал в «залу». Пока хозяева дружно напивались вместе с гостями, неразумная дочь заперлась в своей малюсенькой комнатке, наревелась до спазмов в животе, потом позвонила Юлечке, бывшей сокурснице по универу и на тот момент коллеге по работе, собрала самое необходимое и незаметно выскользнула из квартиры.

***

– Проходи, дочь, проходи, – Лев заволновался, и волнение это проглядывало в беспорядочных движениях, излишних шарканьях, дрожащем голосе. – Это ж сколько мы не виделись с тобой, а?

– Долго, папа, не виделись. Четырнадцать лет, – констатировала факт Лида, оглядывая комнату.

– И сколько тебе уже годочков? Никак сорок с изрядным хвостом? – невысокого роста, окатый, в меру упитанный, он всплеснул руками, разглядывая Лиду выцветшими глазками как бы исподтишка. – А мне вот всего семьдесят три. Хорошо сохранился?

Лев поворотился перед дочерью одним боком, потом другим. Ладно сидящие джинсы, аккуратно вправленная рубашка, без излишних трещин ремень выдавали в отце былую аккуратность, да и весь вид квартиры, несмотря на отсутствие новизны, говорил о приверженности почти идеальному порядку. Лида слегка улыбнулась, вспомнив, как в их совместное бытование тяга к спиртному никогда не мешала ему блюсти в доме строгий порядок. Она уже не могла сказать наверняка, пил отец при жизни с матерью или нет, но точно помнила, как мать, собирая вещи, ставила отцу в укор его «домашний перфекционизм».