Там, на подгорной улице Форштадта, его, контуженного взрывом снаряда (осколком только вспороло рукав тужурки и задело левое плечо), утром обнаружили подростки. Сгоряча посчитали, что убит. Когда же стали выдергивать из рук бойца карабин, тот застонал. Не боясь перестрелок, сорвиголовы донесли раненого до ближайшего дома, передали хозяйке и помчались искать санинструкторов с носилками. Гражданская одежда и найденное в кармане партизанское удостоверение привели медиков в замешательство и, недолго думая, они отправили Якова по этапам эвакуации. В суматохе городского боя, когда перемешиваются бойцы разных подразделений, невозможно действовать точно по инструкции. Под шквальным огнем, под осколочным градом, в окопах и ходах сообщения санинструктору или медсестре раздумывать некогда – только бы найти раненого, наложить жгут, перебинтовать, сделать укол, а уж дальше разберутся! И Якова, не бойца, а партизана, несколько раз передавали с одного медпункта на другой. Пока не вывезли за город…

Очнулся он поздним утром. Вся левая рука была стянута повязкой, забинтованы пальцы правой ладони. Подождав, поднял голову и осмотрелся, где он. Тесный ряд носилок помещался в большой комнате с черной доской на стене. Без сомнения, это был школьный класс. Две медсестрички с деловитой сноровкой переходили от одного раненого к другому, спрашивая, в чем нуждаются. Соседу, кряжистому мужику, понадобилась «утка», и Яков вдруг застыдился, что и ему придется обратиться с этой просьбой. Однако лицо подошедшей девушки было настолько доброжелательно светлым, что волнение улеглось.

– Что беспокоит? Тошнит?

– Терпимо… Я ничего не помню. Где я?

– В медсанбате. Как поправитесь, передадим вас на гражданку… Покормить? Не стесняйтесь!

– Да я не из робких. Мы в Ставрополе?

– Нет, что вы! Далеко от него.

– В висках ломит… Звон какой-то…

– Ничего. Вы – молоденький. Бог даст, обойдется, – голосом умудренной жизнью женщины заключила эта глазастая девчонка в халате, поправляя под головой Якова скатку шинели. – Такую болезнь время лечит.

– Вас как зовут?

– Шурой.

– Спасибо вам, – с трудом выговорил Яков и закрыл глаза, снова проваливаясь в тяжкую вихревую мглу, ощущая, как земля кружится все быстрей и быстрей. Но на этот раз сознание не оставило, и он слышал возгласы раненых. Под вечер стало лучше. С завидным аппетитом съел Яков миску перловой каши и выпил чая, ощутив волнительный до слез аромат чабреца…

То, что должно было рано или поздно произойти, чего опасался комкор Селиванов, случилось на исходе января, в степной глухомани, близ хуторов, оседлавших речку Кугоея. 11-ю дивизию, находившуюся на марше, выследила «рама». После короткого боя за хутора Калинин и Буденный, которые немцы уступили без особого сопротивления, ничто как будто не предвещало беды. Но в штабе отступающей 5-й моторизованной дивизии СС (до октября 1942 года именовалась – дивизия СС «Викинг») с предельным напряжением разрабатывали операцию. Утром позиции 37-го и 39-го полков подверглись интенсивной бомбардировке. Следом, беря казаков в кольцо, атаковали танки. Более полусотни танков!

Кроме подразделений 5-й мотодивизии, в операции участвовали и силы 1-й танковой армии. Мощное нападение немцев не повергло в панику ни эскадронцев, ни комдива 11-й Горшкова. Бились насмерть, не имея никакой связи со штабом корпуса. Кровопролитное сражение продолжалось до темноты, пока не подоспели на выручку эскадроны 12-й дивизии Григоровича. Потери с двух сторон были тяжелы: немцы не досчитались восемнадцати танков, донские полки – более сотни казаков. Вследствие этого, немцам удалось остановить 5-й Донской казачий корпус почти на неделю.