Бодо сообразил, что речь об отправленном на границу Одо Крапивнике.

– Получается, хорошая должность освободилась, – оживился он. – Интересно, а кто… – но Ланго вдруг остановился, приложил к губам палец и показал вперёд.

Бодо хоть и проработал все эти годы на кухне, но видывал всякое на плацу – или, как говорили его товарищи, на Тарелке, потому что плац, как и вся обнесённая крепостными стенами площадка на вершине Горы, был формой очень похож на плоский круг с чуть-чуть приподнятыми краями.

Случалось ему присутствовать и при торжественном выходе сотен в рейды на восток, когда под знамёна Капитана собиралось по несколько тысяч луков. И при въезде внушительной делегации гномов Тамас Торима, давних друзей бранков, впечатлить которых решили, выстроив на стенах крепости всю прислугу. И при визите блестящей свиты Правителя, явившегося в Майл без предупреждения пару лет назад: как острили Стрелки, «в кои-то веки нормально поесть», хотя формально – согласовать с Капитанами очередной налог на нужды своего войска.

Но такого старшему утренней кухонной смены видеть ещё не доводилось.

Площадь перед Башней

В основании Башни в старину было заложено ровно четыре двери. Дабы не ломать голову, строители расположили их по сторонам света и сделали одинаковыми. Все двери вели в круговой коридор привратного уровня. Предполагалось, что крепость будет гармонично развиваться во все четыре стороны, каждой из которых будет полезна собственная дверь. С течением времени, впрочем, всё исказилось.

Северную дверь лет через триста заклинило – то ли вздыбился грунт, то ли неверно расположили закладные. Проём заложили, и Стрелки по этому поводу не сильно горевали. Северная сторона Горы не зря называлась Мусорной – туда испокон веков скидывали хлам и сливали нечистоты со всего города. Северный ветер, как и патруль на северных стенах, популярностью среди бранков не пользовались. Севернее Башни стояли только склады, которые посещала, и то неохотно, лишь кухонная прислуга.

Восточную дверь, говорят, сожгли во времена мятежа Артара, этого то ли колдуна, то ли удачливого авантюриста из Верзил, ухитрившегося захватить множество значимых крепостей по всему Фороду, и в том числе Майл. Дело было века два назад, и в обычно весьма подробных летописях, изобилующих не только генеалогиями и стихами, но и описаниями любых мелочей, на месте рассказа об этих непростых годах зияла стыдливая лакуна.

В общем, кому помешала дверь, открывающаяся на восток, устные предания не объясняли. Проём тоже заложили, и всё, что стояло восточнее, захирело. Теперь там разве что крепостную живность пасли, сеяли душистые травы да таскали рыбёшку из садков. У самой стены, перед обрывом, росли старые фруктовые деревья. Взобравшись на них, как знал любой бранк, можно было тайком покуривать трубочку, любуясь на пустынные земли к востоку.

Таким образом, у Башни к нынешним временам оставалось всего две рабочие двери, не считая потайных: западная и южная.

Западной ходили в мастерские, занимавшие всю закатную сторону вершины. А южной – во все прочие места. Ворота, ведущие к Проходу, прочь из крепости, располагались немного южнее Башни, казармы – южнее ворот. Пространство между Крышкой и казармами, которое было никак не миновать, так и называли – Топтальня. И сейчас там было не протолкнуться от Стрелков самых разных отрядов и званий.

Бодо глянул наверх: солнце стояло высоко. В обычный день это было бы построение к обеду, с которого отряды по очереди отбывают в трапезную. Но сейчас, похоже, происходило что-то иное.

Сверху летело, повторяясь, тревожное «та-та-та!» – и бесформенная на первый взгляд толпа, сверкая шлемами, постепенно выстраивалась в линии. При этом воинство Майла жужжало, как гигантский рой: перебрасывалось шуточками, перемывало косточки начальству, обсуждало планы на вечер. Какой-то особой тревоги на лицах Бодо не заметил, хотя Капитан сказал ясно – объявлено осадное положение.