Широкий перрон выглядел так же сиротливо, как и этот заброшенный осенний сад. Голые деревянные скамейки уныло тянулись вдоль тротуаров. Безлюдно, только на другой стороне улицы неуклюже гонял ручных голубей пухлый карапуз лет пяти-шести. И трудно было понять, живет ли он где-то поблизости, и если нет, то где его родители – присутсвие здесь этого маленького сорванца было такой же необъеснимой загадкой, как и вызвавшее всеобщее недоумение Майры уехать насовсем.

Вид у стоявшей в одиночестве девушки был довольно невеселый, но, увидев, приближающихся джигитов, она похоже, обрадовалась.

– Эй, цыплятки! Ну же, ну, двигайтесь поживее!.. – прокричала она им издали. – А то плететесь, как беременные бабы с коромыслами.

– Ох и дурная!.. – снова проворчал Токшылык, качая головой. – Ну, привет тебе, невеста!.. Как дела!

Майра в ответ с готовностью – о, она умела подхватить шутливый тон! – изобразила изящный реверанс и, склонившись, так и застыла, вскинув на парней свои лучистые бархатные глаза с нарочитым вызовом.

– А чем, спрашивается, я не гожусь в невесты?! Ну-ка, господин Кожаниязов, приглядитесь получше!

– Ладно, годишься в невесты, – сдаваясь, пробурчал себе под нос Токшылык.

– Вот такие у меня дела, – Майра выпрямилась и развела руками с видом человека, у которого нет никакого выбора: – Внезапные исторические события вынуждают меня шагнуть в неведомую новую жизнь… У самих-то все в порядке, надеюсь? Никак со второй пары смылись, негодники?

– О, ваш прозорливый ум совершенно точно определил сложившуюся на настоящий момент общественно-политическую ситуацию, – с иронией отпарировал Токшылык.

Тут Майра обратила свой чарующий взгляд на того самого джигита с мягким выражением лица и влажными глазами – а природа, надо отметить, щедро одарила ее не только быстрым умом, острым язычком и стройными ногами, но и в полной мере наделила ее женственностью.

– Нурлан, а ты что молчишь?

Нурлан считался в их студенческой среде достопочтенным гражданином, уже успевшим с честью исполнить свой воинский долг перед Отчизной. Однако всякий раз, когда оказывался перед этой веселой шалуньей, Нурлан начинал ощущать себя беззащитным глупым ребенком. В связи с этим немало обид он таил на всевышнего. Нет, он не просил у матушки-природы ни великого ума, ни красоты, ни силы; ему бы только не быть в немилости у хрупкой половины человечества – вот и все, о большем счастье этот робкий мечтательный юноша и не мечтал. Вот и теперь – увы! – он так и онемел перед Майрой, мучительно покраснев и опустив глаза.

– Да не приставай ты к нему, – заступился за приятеля Токшылык. – По моим набдением, в его несчастном организме, как и в твоем, со вчерашнего дня проявились симптомы этой инфекции под названием «любовь».

– Ну и трепач! – обиженно нахмурилась Майра. – Сколько, однако, развелось на свете острословов. Кстати, а почему Намиля не пришла?

Намиля училась в одной группе с ними и приходилась самой близкой подругой Майре. Это была маленькая подвижная девушка с собранными на макушке в пучок волосами. Если кто-либо ей нравился, она только вскидывала снизу вверх глаза и в полном недрумении молча взирала на человека.

– По всей вероятности, эта гражданка уже не явится, – со вздохом сообщил Токшылык. – Во всяком случае, когда мы уходили, она и не шелохнулась.

Майра заметно опечалилась.

– Ой, вот Намиля как раз-то и должна была прийти, – огорченно заметила она. И, став вдруг серьезной, призналась: – Видишь ли, Тока, это ведь у меня не обычные девчоночьи штучки. В моей жизни, на самом деле, скоро произойдут огромные перемены, я не придумываю. Без него мне нет жизни. Понимаете, оказывается, я все еще люблю его!