– Я вышла на минутку с урока, голова что-то разболелась…

– Ничего страшного, Сара их там здорово развлекает. Хочешь таблетку от головной боли?

Она отрицательно замотала головой. Мистер Хармс, их новый директор, смущал её. Он был какой-то необыкновенно прекрасный и, как казалось ей, настоящий, без притворства, что в наше время большая редкость. Непохожий на других, оригинально думающий, харизматичный, стремительный… Какой контраст с вечно сомневающимся, осторожным Кайлом… Ей казалось, что эти двое не смогут сработаться: слишком уж они разные. А вот она… Она бы с ним, мистером Хармсом, точно сработалась, потому что они одинаково мыслят. Ну, или ей кажется, что они одинаково мыслят, всё-таки она сошка мелкого полёта, а он директор школы…

У него была манера смотреть на собеседника в упор – карие глаза глядели остро и проницательно. Казалось, взгляд его просверливал тебя насквозь… Миле хотелось смотреть на него в ответ, смело, не отводя взгляда, пытаясь понять, что же там скрыто в глубине этих тёплых, проницательных карих глаз. Она так и пыталась смотреть, но часто не выдерживала и начинала рассматривать рисунок у себя на юбке.

– Ты уверена, что всё в порядке? – он легонько коснулся её плеча. – Может, иди домой?

– Нет, конечно, всё хорошо, – она улыбнулась. – Просто нужна была маленькая пауза. Пойду обратно.

– Ты дай мне знать, если чего нужно, не стесняйся. ОК?

– Конечно! – она опять улыбнулась, на этот раз смущённо, и, украдкой оглядываясь на мистера Хармса, пошла обратно в актовый зал, откуда всё ещё доносились экзальтированные возгласы Сары.

Дома царил разгром. Игрушки и книжки раскиданы по комнате, повсюду стоят немытые тарелки и чашки, яблочный огрызок лежит аккурат посередине журнального столика, а среди этого безобразия маленькая Софи в балетной пачке под латинскую музыку пытается изображать некое подобие ча-ча-ча. Нина, почти на семь лет старше сестры, занималась музыкой, пела в хоре, танцевала и ходила по средам и воскресеньям на занятия в сербский клуб. А малышка Софи повсюду следовала за старшей сестрой, во всём подражая последней и активно участвуя во всех её занятиях. Софи хорошо чувствовала ритм и забавно вертела попой. Увидев мать, дети обступили её, обнимая, целуя и отталкивая друг друга, каждая пыталась урвать лучший кусочек мамы, по которой они обе сильно скучали. Мила так растрогалась, что почти забыла про беспорядок…

Бесшумно подойдя сзади, Алекс заключил всю компанию в объятия, после чего они вчетвером повалились на ковёр, продолжая обниматься и громко хохоча. В семействе Богдановичей принято было обниматься и целоваться, поэтому дети росли такими же ласковыми, как и их родители. Семья была для Милы оплотом надёжности, защиты и комфорта. У Алекса с детства были проблемы со здоровьем. Перед тем как выйти за него замуж, Мила спрашивала себя, готова ли она связать свою жизнь с нездоровым человеком. Она боялась, что с ним что-то случится и она останется одна. Разум говорил одно, сердце – другое. В результате она прислушалась к сердцу, решив, что ничего глупее нет, чем отказываться от любви из-за страха чего-то потерять. Ведь лучше потерять что-то хорошее, что у тебя было, чем никогда этого хорошего не иметь… Мила придерживалась мнения, что жизнь одна и жить её нужно здесь и сейчас, не раздумывая слишком долго о том, что может случиться когда-то в будущем. С того времени, как она решила связать свою жизнь с Алексом, прошло уже много лет, и она ни на минуту не пожалела о своём решении: их прекрасная семья говорила сама за себя. Валяясь на ковре, в обнимку со своими самыми любимыми людьми, Мила поймала себя на мысли, что сейчас она абсолютно счастлива – в этот момент жизни всё шло ровно так, как должно было идти…