Алекс сидел за компьютером в своём маленьком кабинетике, переделанном из стенного шкафа. По своему обыкновению, он забрался на стул с ногами, подтянул колени к подбородку и натянул на них футболку. Так он и сидел со своими взъерошенными волосами, как огромная черепаха, по старой привычке обсасывая воротник футболки. А его длинные пальцы тем временем летали по клавиатуре компьютера, как пальцы пианиста-виртуоза. Когда Алекс думал, он полностью погружался в свои мысли и с ним бесполезно было говорить: всё равно не услышит. Погружённый в работу, он тихонько бубнил себе что-то под нос. Всё, пора идти спать. Дети давно дрыхнут, посуду он вымыл, с работой всё равно не разобраться, утро вечера мудренее. А жены всё нет. Алекс не понимал, что можно так подолгу делать в школе. Ну серьёзно, учителя заканчивают работать максимум часа в четыре, а у неё постоянно что-то происходит. Может, она завела любовника? Усмехнувшись, он отмахнул от себя эту мысль. Любовник – у его Милка? Да скорее их кот-идиот научится летать. Она верная, и он ей безгранично доверяет. Кроме того, у него короткая память. Поэтому, даже если крамольная мыслишка о любовнике и проскользнёт когда-нибудь у него в мозгу, он через минуту про неё забудет…

Алекс уже собирался идти спать, когда раздался звонок в дверь. «Она опять не взяла ключи», – с досадой подумал Алекс и пошёл открывать. Милок – бедлам и разрушение, сколько всё-таки шума от этой женщины… Он открыл дверь, и Мила вошла в дом, обдав его лёгким ароматом духов. В новом сером платье с широким поясом и в своём элегантном пальто с цветастом шарфом она выглядела как картинка. Удивительно, как ей удаётся выглядеть такой свежей и полной сил в десять часов ночи. Как будто она не работает целый день, а сидит в спа с бокалом мартини. Вид у Милы был вполне удовлетворённый жизнью. Значит, не будет жаловаться, и он сможет наконец пойти спать. Хотя может начать что-то оживлённо рассказывать, тогда со сном придётся повременить… В отличие от вечно энергичной жены, он к концу дня уставал так, что хотелось только лечь, закрыть глаза и отрубиться…

– Ты ел? – поцеловав его в нос, спросила Мила своим звонким, хорошо поставленным голосом.

– Ел, – односложно ответил Алекс, явно не желая развивать эту тему.

– Что ты ел? – не унималась она. – Ты ведь помнишь, что тебе надо соблюдать диету, правда? Ничего сладкого, ничего солёного…

– Слушай, я взрослый человек, отстань от меня, а? – Алекс начинал злиться. Его бесило, когда она вот так влезала в его дела. Напоминала ему его маму, которая всегда смотрела на него жалостливым взглядом, как на инвалида, и, скорбно качая головой, причитала: «Бедняжечка ты мой, подует ветерок – и он рассыпется…»

– Нет, ну серьёзно, я же о тебе беспокоюсь! У тебя плохая память, и ты метёшь в себя всё подряд, не разбираясь, – когда Мила входила в раж, остановить её было невозможно.

– ОК, Милок, отвали. Я устал и хочу спать, – Алекс раздражённо отвернулся и пошёл в ванную чистить зубы. – Встретились, поговорили, – пробормотал он про себя. – Да, у меня тоже был замечательный день… – почистив зубы и продолжая ворчать, он ушёл в спальню, свернулся калачиком, укрылся одеялом и моментально уснул.

– Понимаешь, у меня всё хорошо, ну вот честно – всё. Прекрасная семья, дети, муж любимый, работа хорошая, но я иногда чувствую, что чего-то не хватает. Я как какая-то бездонная прорва – мне всё мало. Может, это весеннее обострение, помноженное на кризис сорока лет? В последнее время мне кажется, что у меня внутри происходит какое-то брожение, и я больше не могу это в себе держать. Кажется, что ещё немного – и взорвусь. И тогда всё, что бурлит внутри меня, начнёт выплёскиваться наружу. Мне кажется, я не реализовываю себя, вот что. Чувствую, что живу, работаю и творю в полсилы. Мне хочется наконец вылезти из своей скорлупы и закричать на весь мир: вот она я, я пряталась сорок лет и больше не могу, иначе взорвусь. Ну вот так. Я ведь пряталась всю жизнь, действительно пряталась, от всех, была маленькая-маленькая, а сейчас вдруг выросла. Но никто пока не знает, что я выросла… Так я и сижу смирно, красиво говорю правильные слова, прилично улыбаюсь и играю по правилам, как и положено винтику в хорошо налаженной системе. Но больше я так не могу. Не имею физической возможности… – Мила отхлебнула из массивной гранёной кружки солидный глоток своего любимого нефильтрованного бельгийского пива, слизнула белую пену с губ и замолчала, скорбно уставившись в стол.